Мир пауков. Маг. Страна призраков - Колин Генри Уилсон

В этом состоянии ему открылось, какую цену платят люди за свой высокий уровень жизненности. Их тела подобны фабрикам, ходуном ходящим от грохота машин. Едва родившись, ребенок уже горит желанием изучать все, что движется. Его тянет к ярким предметам, он пытается испробовать их на вкус. Из своей коляски он во все глаза таращится на непостижимо огромный мир взрослых, в котором огни загораются с наступлением темноты. Ползать и ходить становится для него насущной потребностью; он все пристальнее и с растущим упорством исследует этот влекущий мир. Энергия становится предметом его постоянного спроса. При этом мир разрастается словно бы до бесконечности – будто какой-нибудь неимоверный железнодорожный вокзал, рельсы от которого уходят во все стороны, и исследовать его можно, лишь тратя все больше и больше энергии. Так люди превращают себя в энергетические фабрики, где немолчный рев машин именно в силу своего постоянства перестает быть заметен.

Сейчас из своего глубинного спокойствия он мог постигать, отчего хамелеоны предпочитают незримость. Они тянутся к пустоте и безмолвию, потому что именно так могут сполна прочувствовать вкус собственного существования со всеми мириадами его потаенных вибраций и тончайших оттенков окружающей природы.

Хотя есть здесь и свои минусы. Вот он, один из них, перед глазами – священное озеро, где безудержно множится какой-то ничтожный паразит, которому тоже подай энергию. И любая незримость для него пустой звук.

Хамелеоны, чьи чувства пребывали сейчас на той же волне, что и у Найла, в полной мере улавливали все его мысли. То, что он не приемлет их краеугольных устоев, их нисколько не задевало. Потому они, собственно, его сюда и доставили – так как сознавали, что их тяга к единению с природой совершенно не приходится в пику загрязнению озера.

У Найла сложился мысленный вопрос: откуда берется это загрязнение?

Ответ был дан. Из какого-то ручья, что впадает в озеро с той стороны. Только вот где тот ручей берет свое начало, никто из хамелеонов не знал.

Почему не знал, допытываться не было смысла. Ответ ясен и так. Земли этого племени лежат между водопадом, где река от города пауков выходит наружу, и священным озером. Что там дальше, их не заботило.

Понимая, что продолжать расспросы – значит испытывать на прочность благорасположенность спутников, Найл позволил себе еще раз погрузиться в безмолвие. И выяснил, почему хамелеоны никогда не спят. В этом просто нет необходимости: сон им заменяет их всегдашняя глубинная безмятежность.

Тут человеческая натура взяла свое (ох уж эти люди – не сидится им, пока всего не разузнают), и Найл полюбопытствовал, в самом ли деле он достиг предела релаксации. Сердце у него на данный момент фактически не билось, и кровь перестала течь в жилах. Получается, в физическом смысле он умер. Вместе с тем он ощущал себя живым как никогда. Что лежит за этим состоянием? И возможно ли вообще достичь более глубоких его уровней?

Словно в ответ на этот вопрос, он вновь почувствовал погружение – все равно что без усилий снижаться ко дну глубокого озера. Душа как будто оставила тело и изыскивала новый, иной способ бытия. Вокруг была кромешная тьма, но в этой тьме он полностью сохранял сознание.

Происходящее дальше несколько сбивало с толку. Темнота вокруг не была пустотой. Она, казалось, была полна энергии.

В Белой башне Найл узнал об электричестве: оно бывает положительным и отрицательным и течет от полюса к полюсу. Эту же энергию нельзя было назвать ни положительной, ни отрицательной, так как природа ее то и дело менялась. И хотя он плыл среди бескрайнего резервуара энергии, с таким же успехом можно было сказать, что это море тьмы.

Тут до него дошло: хотя эта энергия статична и пассивна, ему ничто не мешает поглощать ее в точности так, как рыба поглощает планктон. Едва Найл к этому приступил, природа энергии перестала быть нейтральной, а сделалась активной и положительной – что наполнило его живительной силой, осложнив тем самым дальнейшую релаксацию. Через секунду-другую (силы были явно неравны) пришлось отмежеваться от источника энергии.

Сидя меж двумя спутниками (от полученной энергии буквально распирало, было даже немного неловко), Найл решился на эксперимент. Он спустился с холма и снял возле озера одежду – к тревожному изумлению хамелеонов, решивших, что их новый друг не в своем уме, коли он вот так, по доброй воле, желает войти в загрязненную воду.

Найл забредал осторожно, сознавая, что мелкие белые организмы реагируют на исходящую от него жизненную энергию, как акулы на кровь. Вскоре тельца облепили его сплошным, жирным на ощупь слоем. Превозмогая отвращение, Найл терпеливо стоял, чувствуя, как паразиты норовят растворить плоть, и, если ничего не предпринять, сожрут его заживо минут за пятнадцать, а то и быстрее. Мигом представив себе мириады крохотных, жадно чмокающих зевов, он повернул медальон и сосредоточил волю.

Слой «сала» вмиг обратился в мутное облако вроде мельтешащей стаи мошки, а скорее, ненасытных пираний. Из-за скученности шевелиться им самим было невмоготу. Не ослабляя концентрации, Найл чувствовал, как тельца, не выдерживая собственного лихорадочного возбуждения, массово погибают.

Вода вокруг приобрела белесый цвет и загустела на манер клея. Хотя озеро, несомненно, очистится по мере того, как погибшие организмы постепенно осядут на дно, Найл не прочь был дождаться этого момента. Тем временем паразиты все возрастающим числом бросались поедать своих мертвых сородичей. Найл чувствовал, что с такой энергией ему не составит труда разделаться со всеми паразитами в озере. Только смысла в этом нет, ведь они берутся из какого-то стороннего источника, так что на место одних просто придут другие.

Выбираясь на берег, Найл обратил внимание, что кожа у него запунцовела, как от загара, – след несметных полчищ паразитов, что пытались пожрать его плоть и высосать жизненную энергию.

Медальон он поспешил перевернуть, чувствуя, что у хамелеонов действие этой вещи вызывает неудобство.

При его приближении старший провожатый поднялся. «Мы должны возвращаться», – сказал он.

Прошло несколько секунд, прежде чем Найл смекнул, что к нему обращаются не словами. Значение поступало из ума в ум напрямую. Припомнив сложность первых своих попыток установить связь, Найл понял, что в каком-то смысле и сам стал хамелеоном.

Все то время, пока они были на озере (где-то с час), тролль стоял на вершине холма, причем явно без движения. Видимо, он обладал таким же терпением, как хамелеоны и пауки. Дождавшись путников, он с совершенно непроницаемым видом развернулся и повел процессию назад.

Найл спросил у старшего, что находится над ними. Изъясняясь людской речью, он бы указал пальцем вверх и сказал, что его интересует, какой там, на поверхности, пейзаж. В данном же случае значение передалось мгновенно и недвусмысленно. Подобная прямота общения сложилась за то время, что они пребывали в контакте возле священного озера.

В ответ Найл увидел зеленую гору, самую высокую в череде холмов, лежащих к северо-востоку от города пауков. Он ее однажды заметил, когда Асмак, начальник воздушного сообщения, давал умозрительное описание гор на севере. Но Найла тогда интересовали сведения о землях Мага, и эта картина любопытства не вызвала.