Щит судьбы - Дэвид Аллен Дрейк

— За империю! За империю!

Дым рассеялся достаточно, чтобы Иоанн мог увидеть врага. Теперь до трех галер оставалось всего пятьдесят ярдов. Он поморщился. Не обойдешь их теперь, весь пробьют же…

Если только…

Он понял: их движение вперед прекратилось. Да, ни одна из галер не тонула. Только одна из них, судя по внешнему виду, пострадала от значительного повреждения корпуса. Но шока оказалось достаточно, чтобы гребцы сбились с ритма. Люди на этих галерах были совершенно неподготовлены к грохоту пушек, причем пушек, стреляющих одновременно. Вместо того чтобы нестись вперед и попытаться пробить вражеский корабль, они просто дрейфовали.

— Огонь! Все вместе! — снова послышался крик.

Слова опять потерялись в грохоте. Облако дыма. Враг невидим. Иоанн перегнулся через палубное ограждение, готовый приказать…

Не нужно. Эйсебий уже все делал сам.

— Заряжайте канистрами! Канистрами! Канистрами!

Дым рассеялся. По крайней мере, достаточно, чтобы Иоанн все увидел.

Одна галера тонула. Другая сильно пострадала. Она все еще держалась на плаву, но вышла из-под управления. Теперь смертоносное бревно целилось в никуда, в пустое Средиземное море.

Но третья галера все еще оставалось на плаву. Нет, она не собиралась делать пробоину в «Феодоре». Она просто старалась передвигаться, несмотря на сломанные весла и раненых гребцов. В отчаянии боролась. Собиралась бороться.

Бесполезно. Иоанн увидел Эйсебия у центральной пушки, суетящегося вокруг расчета. Галера находилась только в десяти ярдах — достаточно близко даже для близоруких глаз артиллерийского техника.

Иоанн увидел, как Эйсебий постучал командиру расчета по шлему. Увидел, как шевельнулись его губы, но слов не услышал.

Мгновение спустя из пушки вылетело облако дыма. Канистра прошла по длине галеры как коса.

Иоанн Родосский ни в коем случае не был чувствительным человеком, но и он не смог не дернуться от чистой жестокости, с которой содержимое канистры нанесло увечья экипажу галеры. Ведь это был выстрел с близкого расстояния в большую группу людей, сидящих рядом друг с другом на веслах, близко друг к другу…

Он содрогнулся. Увидел, как Эйсебий бросился к следующей пушке. Пушка целится. Потом Эйсебий стучит командиру расчета по шлему.

Снова грохот. Еще одна канистра выпущена по галере. Кровь везде.

Эйсебий бежит дальше. Прицелились. Огонь.

Теперь это было просто убийство. Чистая бойня.

Эйсебий бежит дальше.

Иоанн перегнулся через палубные ограждения и закричал:

— Достаточно, Эйсебий! Достаточно!

Артиллерийских техник, уже готовый отдать приказ следующему расчету, посмотрел наверх. Прищурил близорукие глаза.

— Достаточно! — закричал Иоанн.

Эйсебий медленно выпрямился. Медленно подошел к палубному ограждению и перегнулся. Посмотрел на нос галеры, который теперь мягко бился о бок «Феодоры». И впервые изучил свою работу.

При других обстоятельствах, в другое время сирийские расчеты — в основном грубые деревенские парни — посмеялись бы над ним. Поиздевались, хмыкнули при виде командующего Эйсебия, которого выворачивало в море.

Но только не в этот день. Нет, не в этот. Вместо этого сирийские расчеты и их жены медленно собрались вокруг него, мужчины неловко хлопали его по плечу, когда его тошнило. А затем, когда он выпрямился, полная сирийская женщина прижала рыдающего молодого человека к себе, тепло обняла, не обращая внимания на слезы, которые смачивали ее простое крестьянское платье.

Наверху, на следующей палубе, Иоанн вздохнул.

— Добро пожаловать в клуб, парень. Клуб убийц. — Он поднял голову и осмотрел море.

Победа. Полная. Четыре галеры и их экипажи уничтожены. Три разбиты. Единственная неповрежденная галера несется прочь. Он посмотрел на флагманский корабль Антонины.

— Она твоя, девочка. Александрия твоя. Бери ее.

Антонина изучала ситуацию с борта флагманского корабля. Вначале она с удовлетворением наблюдала за разбитым флотом врага. Изучала дико скандирующую толпу на насыпной дороге с таким же удовлетворением.

Затем, когда все удовлетворение ушло, она стала изучать сам город.

За гаванью она видела возвышающийся вдали над жилыми домами и складами высоченный столб, воздвигнутый в честь Помпея. И неподалеку церковь Святого Михаила. Когда-то это здание называлось храмом Цезаря. Два огромных обелиска все еще возвышались перед ним. Но грандиозное языческое строение, с известной окантовкой из серебряных и золотых картин и статуй, теперь было передано поклоняющимся Христу.

И конечно властям — официальным представителям Христа. Патриарх Александрии жил там, как и другие патриархи на протяжении двух тысяч лет. Сто лет спустя после того, как они там обосновались, на улице перед храмом великолепная учительница философии, женщина по имени Гипатия, была раздета догола и забита до смерти толпой религиозных фанатиков.

— Черт с ней, с Александрией, — прошипела Антонина.

Сурат.

Осень 531 года н. э.

К концу первого часа Куджуло жаловался:

— Ну и грязь! Я с радостью вспоминаю дворец Венандакатры. Сухо. Чисто.

Шедший впереди него Кунгас фыркнул. Они пробирались сквозь густой, пропитанный влагой лес.

— Мы там провели шесть месяцев. Насколько я помню, ты начал жаловаться в первый день. Слишком скучно, говорил. Тоска. И ты не прекращал жаловаться, пока нас не выгнали из дворца, чтобы освободить место для новых стражников императрицы.

Еще один кушан, прокладывающий путь рядом, тоже фыркнул.

— Затем он стал жаловаться на новые казармы. Слишком мало места, говорил. Слишком сильно дует.

Куджуло улыбнулся.

— Я просто более разборчив, чем вы, крестьяне, и в этом все дело. Живете, как скот. Прожевываете свою жизнь, отгоняете мух хвостами. И…

Он замолчал, выругался, когда ему самому пришлось отогнать муху.

Кунгас увидел, как небольшая группа проводников остановилась у развилки.

Три молодых представителя народности маратхи, лесоруба, быстро совещались. Затем один повернул назад навстречу колонне кушанских солдат.

На Кунгаса, наблюдавшего за ним, молодой лесоруб произвел должное впечатление. Он легко и уверенно пробирался через густые заросли. Тропинки как таковой не было. Путь вихлял, как змея. Земля пропиталась влагой после нескольких недель сильных дождей. Кушанам было трудно из-за тяжелых доспехов и оружия, которое они несли с собой.

Добравшись до Кунгаса, лесоруб показал на тропу, по которой только что пришел к ним.