Замки на их костях - Лора Себастьян

Беатрис отказывается дать им это. Она держит голову высоко поднятой, а ее рука крепко держит руку Паскаля.

– Подними подбородок, – тихо велит она ему. – У нас есть зрители. Улыбнись, будто это именно то, чего мы хотим. Пусть они задаются вопросом, что мы знаем такого, чего не знают они.

Паскаль немедленно следует ее указаниям, делая еще один шаг вперед, громко смеясь, как будто она сказала что-то смешное.

Гвардейцы рядом с ними обмениваются озадаченными взглядами, но Беатрис только улыбается им и подмигивает, в частности, одному из них, который от этого краснеет. Впереди карета – не богато украшенная и позолоченная громадина, в которой прибыла Беатрис, а маленькая, черная и потрепанная, запряженная парой разных лошадей, которые выглядят уже немолодыми.

Один из стражников открывает дверь кареты, а другой предлагает Беатрис руку, чтобы помочь ей войти, но она игнорирует его, приподнимая юбку и поднимаясь самостоятельно, а через несколько секунд за ней следует Паскаль.

Стражник захлопывает дверцу с таким грохотом, что он эхом отдается в маленьком темном пространстве, а затем оба стражника забираются на сиденье в передней части кареты. Без всякого предупреждения происходит толчок, и они трогаются.

Беатрис откидывается на потертое мягкое сиденье и на мгновение закрывает глаза. Когда она открывает их, то видит, что Паскаль сидит напротив нее, наклонившись как можно ближе к окну, и наблюдает, как дворец становится все меньше и меньше – Прости меня, – говорит она через мгновение.

Он не смотрит на нее, но морщит брови.

– За что ты извиняешься?

– Это была моя идея освободить лорда Савеля, но об этом я не жалею. Я жалею, что доверилась Нико и Джиджи.

– А я доверился Эмброузу, – отмечает он.

– Да, но он не предал нас.

– Но мог бы, – он поворачивается к ней. – Доверие было риском, но мы оба решили на него пойти. Я не могу сожалеть об этом, не сожалея о нем.

На последнем слове его голос срывается, и она тянется к нему, обхватывая своими руками его ладонь.

– Он благополучно отсюда выбрался, – говорит она низким голосом. – Насколько нам известно, он сейчас в Темарине, и, если сможет добраться до Софи, она защитит его. По крайней мере, до тех пор, пока его не найдут родители.

Паскаль кивает, но беспокойство не покидает его глаз. Он снова смотрит в окно.

– Это кажется таким странным, да? – размышляет он. – Обратиться за помощью к родителям, если попал в беду? Никто из нас этого не сделал.

– Я отправила письмо матери, – напоминает она ему. – И ты не мог пойти к отцу – он умер.

Он качает головой.

– Я имею в виду до этого. Давно, с самого начала. Я мог бы сказать своему отцу, что не хочу жениться на тебе, и объяснить причину. После того, как ты узнала, что я чувствую, ты могла бы написать матери о расторжении брака.

Беатрис глубоко вздыхает.

– Не думаю, что кто-то из нас получил бы помощь.

Он смеется, но в его смехе нет веселья.

– Точно. Но если бы в такую ситуация попал Эмброуз, он бы им рассказал, и они сделали бы все, что только можно, чтобы помочь ему, защитили бы его любой ценой. Я продолжаю думать об этом, о том, как нелепо это звучит, но это правда. Они сделают все, чтобы он был счастлив.

Мгновение Беатрис ничего не говорит, ничего не может сказать. В горле так тесно, что она едва может дышать.

– Но у тебя была мать, – говорит она. – По крайней мере, какое-то время.

Он качает головой, скривив рот.

– Я люблю свою мать, Трис, и знаю, что она любила меня, но из нас двоих я был ее защитником, а не наоборот. И в конце концов она не защитила меня, не смогла. Она хотела, но это желание не перевесило ее страх перед моим отцом. Знаю, что это неправильно, но иногда я злюсь на нее.

Беатрис закусывает губу.

– Иногда я злюсь на своего отца, – признается она. – А все, что он сделал, это умер.

Паскаль медленно кивает.

– Наверное, я хочу сказать, что завидую, что в жизни Эмброуза есть кто-то, кто любит его так безоговорочно, люди, которые отдали бы за него свои жизни. У меня никогда этого не было. Я знаю, что у тебя есть сестры…

– Это не то же самое, – перебивает она, качая головой и вспоминая свой последний разговор с Дафной. – Я защищала их, но они никогда не делали того же для меня. Они не могли. Может, я тоже злюсь на них за это, – мягко признается она, ненавидя себя за то, что произносит эти слова, ненавидя то, что это правда.

Но как бы ужасно она ни чувствовала себя, говоря о них, в глазах Паскаля нет осуждения.

– Что бы ни случилось, Трис, я сделаю все, что смогу, чтобы защитить тебя.

Беатрис пристально смотрит ему в глаза и улыбается, слегка приподняв уголки губ.

– И я буду защищать тебя, – говорит она ему. – Что бы ни случилось.

Дафна, должно быть, мертва, она определенно чувствует себя мертвой. Но, как только эта мысль приходит ей в голову, она находит в этой логике изъян. Если она что-то чувствует, то не может быть мертва, не так ли? И уж точно она бы не чувствовала себя так, словно кто-то вонзил ей в грудь заостренную ложку.

Даже с закрытыми глазами Дафна понимает, что она не во дворце. Здесь слишком тепло – почти душно – и пахнет сеном, очагом и какими-то пряностями, которые она не может назвать. Когда она приоткрывает глаза, то видит темнеющее сумеречное небо за маленьким окном.

– Дафна? – зовет голос. Байр.

Морщась, она перекатывается к нему и еще немного приоткрывает глаза. Они в маленькой комнате, в четыре раза меньше ее дворцовых покоев, и она лежит на узкой кровати всего в нескольких футах от камина. Над ними соломенная крыша, а стены сложены из грубо обтесанного камня. Байр сидит рядом с кроватью на резном деревянном стуле, накинув на себя шерстяное одеяло.

– Нам нужно прекратить подобные встречи, – говорит она ему, вспоминая, как он оставался у ее кровати, пока она оправлялась от яда. – Где мы?

Байр смотрит в сторону.

– У друга, – осторожно произносит он, прежде чем сделать паузу. – После того, как ты была…

– Подстрелена? – заканчивает она.

Он кивает.

– Ты почти умерла. Ты умирала. Я решил, что даже Фергал не смог бы спасти тебя. Но я знал кое-кого, кто смог бы, и она была ближе, чем замок.

– Кто? – хмурясь, спрашивает Дафна.

В этот момент дверь открывается, и внутрь заходит женщина с подносом. Она выглядит примерно на тот же возраст, что и императрица. По крайней мере, так, как, по мнению Дафны, ее мать будет выглядеть утром, до того, как ее волосы причешут, а лицо покроют всеми теми кремами и порошками, которые она использует. На этой женщине ничего такого нет, даже ее волосы поседели, хотя на ярком солнечном свете они, кажется, блестят серебром.