Король Красного острова - Валерий Поволяев

– Помню.

– Ни Хрущева у нас нет, ни Степанова, ни Винблада, ни Магнуса Медера…

– Будем обходиться теми, кто есть, Морис Августович. Выхода нет… Мы выживем, обязательно выживем и, Бог даст, к нам обязательно присоединятся еще люди.

– Я в это верю, Альоша, – тихо проговорил Беневский.

Воздух над заливом загустел, обрел розовый цвет, потом красный, – недаром же здешнюю землю зовут Красным островом, – птичьи голоса в недалеком лесу смолкли, закапал неторопливый, совсем не похожий на тропический, дождь, зашелестел каплями по земле.

Наступал вечер.

С одной стороны солдатскую палатку защищал океан, с другой скручивала в жгуты свою воду река Антанамбалана, – с этих двух сторон наши герои были защищены, с двух других сторон их защитят преданные бецимисарки.

– Одна из первых наших задач, – отыскать Хиави, – сказал Беневский.

– И Сиави – тоже, – заметил Устюжанинов.

– И Сиави – тоже, – согласился с ним Беневский, – но это еще не все. На Мадагаскаре находятся мои люди – прибыли из Лондона. – Заметив удивленное лицо Устюжанинова, добавил: – Да-да! Я ведь время проводил не только с издателем Магелланом, а доставал деньги, сколачивал общество, искал единомышленников, купил несколько пушек, пороху, картечи, мушкетов и пуль для них. И так далее… Все это должно находиться на Мадагаскаре, в форту Дофин. Луисбург, Альоша, видишь, – Беневский оглянулся на задымленные красным дождевым куревом постройки крепости, – совсем рассыпался Луисбург, чинить надо…

– Давайте спать, Морис Августович, – предложил Устюжанинов, зевнул устало, – в России недаром говорят: утро вечера мудренее.

– Хорошая поговорилка, – похвалил Беневский.

– Не поговорилка, а поговорка, – поправил шефа Устюжанинов.

– Ну, а когда разгрузим «Интрепид», у нас вообще будет всего более, чем достаточно, – Беневский провел ладонью над головой.

Ночь навалилась на землю стремительно, даже в полуметре ничего не стало видно, пальцы собственной руки не разглядеть, – чернота, плотно пропитанная дождем, была тревожной, опасной. Беневский и Устюжанинов положили около себя по паре пистолетов.

Беневский уснул быстро, провалился в сон, словно в омут и затих, будто бы чем-то придавленный, какой-то странной тяжестью, а Устюжанинов долго ворочался, сипел простуженно, засыпал и тут же просыпался, снова сипел. Что-то его тревожило, и он не сразу определил, что именно, а потом понял: торговый корабль, на котором они пришли, «Интрепид». Ведь там с грузом, никто не остался, ни он, ни Беневский… А с другой стороны, оставлять-то на «Интрепиде» было некого.

В короткие тревожные минуты сна Устюжанинов видел Камчатку, вулканы, залитые солнцем, речки, полные рыбы…

Тамошние реки – не то, что здешние, на Камчатке ручьев с красной водой, населенных зубастыми аллигаторами, днем с огнем не сыщешь – нет этого. И рассветы с закатами там другие, и растительность другая – фиолетовые деревья, например, не водятся, и бабочек величиной с суповую тарелку тоже нет. Об их красоте даже говорить не приходится – таких бабочек, как на Мадагаскаре, Устюжанинов не видел нигде, в том числе и в Америке.

Глубокий сон пришел к нему в конце ночи, перед рассветом. Устюжанинов перестал ворочаться на жесткой подстилке, он словно бы ухнул в какую-то глубокую яму, схожую с пропастью, немного повозился там и замер.

Очнулся Устюжанинов от того, что услышал совсем рядом странный звук, ни на что не похожий, стремительно открыл глаза и сел. Странный плачущий звук исходил от Беневского, тот стоял на коленях и, держась за голову, раскачивался из стороны в сторону. В распахе палатки было видно спокойное бирюзовое море.

В следующий миг море исчезло из глаз Устюжанинова. Там, где вчера стоял «Интрепид», ничего не было – пустота, обычная морская гладь, покрытая легкой рябью. Устюжанинов стрелой выметнулся из палатки. М-да, было, отчего схватиться за виски. «Интрепид» исчез вместе с грузом. Устюжанинов неверяще потряс головой.

– Где судно? – жалобно прошептал он.

Вопрос его повис в воздухе.

Глаза у Беневского, несмотря на стоны и плач, были сухие. Он перекрестился по-католически слева направо и тоже выбрался из палатки.

– Нет судна, Альоша, – наконец произнес он, стиснул зубы. – Пять тысяч ведьм! Нас предали.

Похоже, команда не простила Беневскому недавнего разговора. А, может, схитрил и совершил подлость капитан Джонсон? Устюжанинов отрицательно покачал головой: до такого тот не мог опуститься.

Опуститься не мог, но корабль-то ушел – одно не состыковывалось с другим… Что же произошло?

На Мадагаскаре стояла зима – июнь 1785 года, пора дождей и лютых южных ветров, способных принести с собою такой холод, что у мальгашей начинали громко стучать зубы. Впрочем, этот холод совсем не был похож на камчатскую стужу, способную сбить на лету птицу – мадагаскарский холод и холодом назвать нельзя, по камчатским меркам это – тепло.

Надо было перемещаться в форт Дофин, но уходить в форт вдвоем они никак не могли – остатки груза, находившиеся на берегу, не должны были оставаться без присмотра.

Как быть?

Выручили бецимисарки – четыре человека, появившиеся на берегу; двое пошли с Беневским в форт, двое остались с Устюжаниновнм на берегу, развели в пятнадцати метрах от палатки костер, в мгновение ока соорудили хижину из пальмовых веток, весело похохатывая, забрались в нее – мастеровитые оказались мужики.

Вскоре им из ближайшей деревни принесли коровью ногу, бецимисарки запекли ее на костре и половину ноги отдали Устюжанинову.

– Держите, вазаха!

Устюжанинов отдарился штофом кукурузной водки, популярной в Америке. Кланяясь до земли, бецимисарки отползли в свое бунгало.

Потянулись дни, один за другим, схожие, будто близнецы-братья. Птицы стали петь меньше, куда-то исчезли роскошные мадагаскарские бабочки, трава на опушке леса посветлела и сделалась жесткой, на реке исчезли крокодилы – перебрались, видать, на зимние квартиры, погрузились в болотное тепло и уснули, пропали и змеи. Тучи на небе хотя и появлялись, но само небо обрело жестяной блеск, солнце уменьшилось в размере…

У бецимисарков, оставшихся на берегу, Устюжанинов спрашивал о вожде племени Хиави, о сыне его Сиави, по которым он, честно говоря, соскучился, но племя, которое раньше кочевую жизнь не вело, на этот раз изменило правилу и ушло в глубину острова, подальше от берега моря, изобилующего дождями.

На берегу Хиави оставил лишь посты, да усилил охрану главной деревни бецимисарков.

Унылые дни, наполненные дождем, медленно двигались один за другим, Устюжанинов ждал Беневского, но того все не было и не было, словно бы человек бесследно растворился в пространстве.

Устюжанинов продолжал терпеливо ждать учителя.

В одну из ночей Устюжанинов услышал, как около палатки кто-то осторожно, мягко придавливая ногами землю, ходит, рассматривает груз, накрытый плотной тканью, косит недобрым взглядом на палатку, злится, но мять непрочное жилье не решается – а вдруг в палатке обитает существо более сильное, чем он сам?