Британская разведка во времена холодной войны - Колдер Уолтон

Единственное реальное доказательство существования заговора с целью убийства содержалось в отчете особого отдела в Ньясаленде от 13 февраля 1959 г., в котором подробно рассказывалось об, очевидно, секретных встречах, произошедших месяцем раньше, на которых речь шла о дате, известной как R-день, – дне убийства ведущих британских деятелей. После того как 3 марта 1959 г. Армитадж объявил чрезвычайное положение в Ньясаленде, 29 марта правительство Великобритании опубликовало Белый документ, который был призван оправдать его введение в колонии. В настоящее время ясно, что за кулисами Уайтхолла к существованию заговора с целью убийства британских официальных лиц некоторые секретные службы Великобритании относились со скептицизмом. Глава недавно созданного департамента разведки и безопасности (ISD) в Министерстве по делам колоний Дункан Уотсон ответил на донесение из особого отдела в Ньясаленде с большой осторожностью, особенно потому, что содержавшаяся в нем информация о заговоре поступила из вторых рук.

Однако в МИ-5 были менее скептичны. Один из ее советников по вопросам разведки и безопасности при Министерстве по делам колоний Дж. Р.Х. Гриббл был послан в Ньясаленд, чтобы увидеть, какие есть основания для объявления чрезвычайного положения. Гриббл и офицер связи МИ-5 по вопросам безопасности в Солсбери убедились в том, что заговор с целью убийства действительно существовал, и даже после того, как эта идея была развенчана официальным расследованием правительства Великобритании беспорядков в Ньясаленде (доклад Девлина), МИ-5 продолжала придерживаться той точки зрения, что заговор существовал. Очевидно, МИ-5 располагала магнитофонными записями речей, с которыми выступали в феврале 1959 г. двое из предполагаемых заговорщиков – Х.Б. Чипембере и И.К. Чисиза и которые не оставляли «никаких сомнений» в их намерениях. В настоящее время больше ничего об этих магнитофонных записях невозможно узнать. Несмотря на это «доказательство», в МИ-5 не верили, что главный антиколониальный деятель в Ньясаленде доктор Гастингс Банда был непосредственно вовлечен в этот заговор, хотя, как было отмечено, беспорядки подходили для осуществления его целей.

Также теперь ясно, что МИ-5 и Дункан Уотсон из ISD не хотели делать достоянием гласности информацию о заговоре с целью убийства британских деятелей. Возражения Уотсона, по-видимому, были отклонены вмешательством 10 марта министра по делам Содружества Катбертом Элпортом, который предостерег, что, для того чтобы возражать на доводы в палате общин о том, что заговор был «придуман», «жизненно важно быстро достать как можно больше доказательств «заговора». Именно в таком контексте «информация» о заговоре была опубликована в Белом документе, хотя 13 февраля отчет особого отдела в Ньясаленде, в котором излагались его подробности, не был назван. Здесь нескольких министров от Консервативной партии, особенно замминистра по делам колоний Юлиана Эмери, «возбудила» идея о заговоре с целью убийства на почве антиколониализма120.

В отличие от Золотого Берега и Кении МИ-5 не удалось обуздать надуманные идеи о заговоре с целью убийства в Ньясаленде. 3 марта 1959 г. Банда вместе с 250 другими членами главной политической партии в колонии – Африканского конгресса Ньясаленда – был арестован, что являлось частью операции «Восход» – это название было злобной издевкой по отношению к словам Банды о «заре» свободы, занимающейся в Ньясаленде. В тот же день в ходе отдельной полицейской операции был также арестован лидер антиколониального движения в Северной Родезии Кеннет Каунда. В общей сложности администрация провела облаву и арестовала 1322 человек, подозреваемых в участии в предполагаемом заговоре. Сотрудники особого отдела в Ньясаленде забирали Банду из его дома в такой спешке, что вытолкали его на улицу в пижаме. После этого его самолетом переправили в Южную Родезию, где, судя по имеющимся донесениям FSIB, его доверительные беседы с адвокатом в тюремной камере прослушивались – факт вопиющего нарушения прав адвоката и его клиента. Вслед за арестами колониальная администрация запретила все националистические партии в федерации.

В действительности же не было никакого заговора. Из-за слишком острой реакции и объявления чрезвычайного положения англичане, по иронии судьбы, сами создали нестабильную ситуацию – как в Малайе и Кении. Протестующие собирались в главных городах Ньясаленда, и в одном случае (в Нката-Бей) толпа попыталась взять штурмом пристань и освободить арестованных, которых перевозили на корабле. Солдаты, открыв огонь, убили 20 человек и ранили еще 25. По случайному совпадению это произошло в тот же самый день – 3 марта 1959 г., что и резня в лагере Хола за несколько тысяч миль отсюда в Кении, – роковой день для Британской империи.

Самые тяжелые случаи произвола администрации Ньясаленда во время чрезвычайного положения были раскрыты в докладе Девлина, опубликованном в июле 1959 г., который радикально противоречил предыдущему Белому документу. В докладе, составленном судьей Высокого суда в отставке господином Девлином, как известно, был сделан вывод, что Ньясаленд превратился в «полицейское государство, пусть даже и временно». В нем описывались некоторые серьезные нарушения закона в отношении арестованных, включая побои. Реакцией правительства на этот доклад был гнев. Премьер-министр Гарольд Макмиллан отметил в своем дневнике, что этот доклад был «динамитом», от взрыва которого его правительство может вылететь из своих кабинетов. Макмиллан даже рассматривал возможность подать в отставку в связи с докладом Девлина, жестоко приписав в своем дневнике, что Девлин – не более чем бывший католический ирландский горбун, сильно разочарованный в том, что его не сделали лордом главным судьей, и, «без сомнения, в его жилах течет та фенианская (фений – член тайного общества, боровшегося за освобождение Ирландии от английского владычества. – Пер.) кровь, которая заставляет ирландцев бороться с правительством в принципе»121.

После того как в августе 1960 г. в Ньясаленде было объявлено чрезвычайное положение, но, возможно, даже и раньше МИ-5 предоставила Уайтхоллу и администрациям федерации ценную информацию о биографиях антиколониальных лидеров, как это было в случае Нкрумы на Золотом Берегу и Кеньятты в Кении. Подобно Нкруме и Кеньятте, Банда впервые привлек к себе внимание МИ-5, когда жил в Англии. Он был практикующим терапевтом в Норт-Шилдсе неподалеку от Ньюкасла и в какой-то момент, вероятно сразу в послевоенные годы, МИ-5 завела на него досье по причине его антиколониальных политических убеждений и связей с коммунистами. После возвращения Банды, почти не говорящего на своем родном языке после более чем тридцати лет пребывания за границей – в Соединенных Штатах и Великобритании, в Ньясаленд в 1958 г. МИ-5 продолжала поставлять на него информацию, особенно о его связях с Компартией Великобритании. Тем не менее всего через несколько лет после ареста Банды в марте 1959 г. как главы несуществующего заговора с целью убийства британских деятелей МИ-5 стала видеть в нем политика умеренных взглядов, проникшегося западной культурой – он часто носил хомбургскую шляпу (мужская фетровая шляпа с узкими, немного загнутыми полями и продольной вмятиной на мягкой тулье, получила название по городу Гамбургу, где стали впервые их делать. – Пер.) и костюм-тройку, – с которым было безопасно работать. Однако слухи о нем продолжали циркулировать в администрации Ньясаленда: например, о том, что он хотел отравить 8 тысяч поселенцев колонии с помощью сорока тонн мышьяка.