Свет вечный - Анджей Сапковский

Был вечер, когда отряд возвратился. Инквизитор Гейнче. УрбанГорн с забинтованной рукой. Раненный в голову Эгберт де Кассель из Копаньца. Иеще двадцать четыре человека. Из тридцати шести, которые с ними отправились.

Они уехали молча, сосредоточенные. Без лишних разговоров,без обычного в таких случаях хвастовства своими подвигами и победами. Счувством хорошо исполненного долга. Sanctum et gloriosum opus[225]– вот, что они сделали.

А на фоне усыпанного звездами неба глыба руины замкаСенсенберга пылали, как факел, извергая огонь из всех своих окон.

– Ночью мне снился пожар, – сказал Рейневан,забрасывая седло на коня. – Большой огонь. Интересно, что может значитьтакой сон. Может, перед выездом проведаем мастера Зброслава? Может, это былвещий сон? Может, означает, что надо спешить, как на пожар?

– Дай Бог, чтоб это было не так. – Рикса подтянулаподпругу. – Обойдемся без таких прорицаний, без огня и без пожаров. Темболее, что день намечается жаркий.

в которой кровоточат облатки и встречаются друзья. А нагород Болеславец опускается ночь. И, как у Вергилия, сон овладел всем живым.

День девятого июня Anno Domini 1429 встретил теплом с самогорассвета, а уже около трех часов дня наступила жара, зной просто парализующий.Жители Гельнау, села, расположенного у самого устья Ниского разлома, которыевсегда, ежедневно внимательно посматривали на возвышающуюся на юге горуВарнкоппе, девятого июня залегли в тени, блаженно разомлевшие и ко всемубезразличные.

Из отупения их вырвал крик. Крик, полный ужаса.

– Сигнал! Сигнааал!

Кричал хлебопашец с самого дальнего поля. Кричал, показываяна гору Варнкоппе, с вершины которой поднимался и бил в небо вертикальный столпчерного дыма.

В Емлице, городке, расположившемся на юг от Житавы, пробощприхода святого Кириака топал через неф церквушки, вытирая рукавом сутанывспотевшее лицо. Он вспотел, покрикивая и понося работников, которыеремонтировали хозяйственный дом плебании, а сейчас спешил в ризницу, чтобыпередохнуть в прохладе ее стен. Весьма, ой, весьма часто он забывал по путиостановиться, стать на колени и перекреститься перед алтарем, а если и делалэто, то машинально и бездумно. Однако прошлой ночью пробощ видел сон, плохойсон, после которого священник поклялся себе не допускать больше такойхалатности.

Он остановился, встал на колени. И начал кричать. Голосомнастолько страшным, что услышали и прибежали работники из плебании.

Алтарь был залит кровью. Кровью, которая вытекала из tabernakulum.[226]

На житавском тракте застучали копыта, возле телегипромелькнул конный гонец, оставляя за собой большое облако пыли. Однакодровосек Гунсрук успел на долю секунды увидеть обезображенное ужасом лицовсадника. Он сразу понял, в чем дело.

– Йорг! – закричал он сыну. – Бегом через лесдомой! Пусть мать пакует вещи. Бежим! Чехи идут!

Били тревогу колокола церквей Святого Креста, а также Петраи Павла. Топали сапоги, звенело железо, кричали сотники. Город готовился кобороне.

– Впереди идет патруль, – доложил прибывший сдозора рыцарь Анзельм фон Редерн. – За ним идет конный отряд, болеетрехсот коней. За конными тянется целая мощь – около шестисеми тысяч с болеечем двумя сотнями возов. Осадных машин нет.

– Значит, на город не ударят, – вздохнул ЛутпольдУхтериц, староста Житавы. – Згожелец за своими стенами тоже, кажется мне,может спать спокойно. Но что достанется городкам, пригородам и селам, это уждостанется. Некоторым уже по второму разу.

– В Острице, – заломил руки Венантиус Пак, аббатфранцискацев, – только начали стропила гонтом крыть… Монастырьцистерцианок всё еще в руинах… Бернштадт еще из пепла не поднялся…

– И мы им это позволим? – запальчиво закричалмолодой Каспар Герсдорф. – Не выйдем из-за стен? Не выйдем в поле?

Ульрик фон Биберштейн, хозяин Фридлянда и Жаров, лишьпренебрежительно фыркнул. Староста Ухтериц посмотрел юноше в глаза.

– Их семь тысяч, – сказал он холодно. – С чемты хочешь в поле парень?

– С именем Бога на устах! Да, Господи, я со своими иду!

– Не задерживаю.

– Если позволите, оставлю Житаву и я. Со своими людьми.

Лутпольд Ухтериц обернулся. И проглотил слюну.

Биркарт Грелленорт, посланник вроцлавского епископа.Высокий, худой, черноволосый и одетый в черное. Птичьи глаза, злая улыбка. Ивзгляд дьявола.

– Идите, – махнул он, разрешая. – Идите,господин, Грелленорт.

«Лишь бы подальше, – добавил он мысленно. – И невозвращайтесь. Ни ты, ни кто-нибудь из твоих чертовых всадников».

Рейневан чувствовал магию. Он умел ее чувствовать. Неутратил, как оказалось, этого полезного умения.

Высокую дорогу они оставили вскоре после выезда из Легницы,их вынудила к этому внезапная и чрезвычайная активность разъездов и патрулей,задерживающих всех для контроля и досаждающих всеми возможными способами. Вестис Лужиц привели к тому, что психоз гуситских шпионов, чародеек и еврейскихдиверсантов передался в Легнице всем, овладел всеми умами. При выезде из городаони потратили уйму времени, Хойновские ворота полностью были в пробке. Правда,контролю и проверке подвергались только желающие въехать в город, но ивыезжающих осматривали весьма подозрительно.

* * *

Дороги кишели вооруженными. Сразу за Легницей, как толькоони въехали на Via Regia, тракт, ведущий через всю Европу, тут же нарвались наконный отряд, контролирующий подорожных. Неприятностей они избежали, благодаряскандалу, который закатил возвращающийся домой киевский купец, разозленный тем,что кнехты распотрошили ему возы, и совершенно не понимают, что он им говорит.Около четверти мили отделяло их от таможенной палаты в Эйбемюле, Риксаподозревала, что там будет еще один контрольный пункт; вероятно, что пост иблокада были также возле таможенной палаты в Томашове. Таким образом, хоть ViaRegia и давала возможность путешествовать быстро и удобно, разумнее былобросить трансевропейский тракт и ехать лесами.