Серебряный меридиан - Флора Олломоуц

— Согласен, — сказал Тим.

— Цвет и свет надо сделать более насыщенными, смену кадров быстрее, а переходы более плавными. Признаюсь вам, я не предполагал, что новое название так потянет за собой абсолютно все.

Перемены в театре начались с появлением Виолы. Новый, переполненный энергией и идеями, исполнительный продюсер так убедительно прониклась обновляющими замыслами, что ее состояние передалось всем вокруг.

Название, выбранное Бернардом, дедом Джима, для театра, было заимствовано им у автора учебника иностранных языков 1583 года — когда еще не было написано ни одной пьесы, подсказавшей Джиму сюжет его романа. Со дня открытия «Флори Филд» в 1955 году в театре впервые происходили столь радикальные перемены, что, в первую очередь, было определено появлением в его стенах постоянного драматурга с таким творческим зарядом. Прежнее название театра осталось в его истории, в бережной памяти актеров и всех его служителей. Новое название после долгих поисков подсказало само его расположение.

Театр находится на серой ветке лондонского метро, которую называют «серебряной». Официальное ее название — «Юбилейная». Эта ветка была построена к серебряному юбилею свадьбы королевы Елизаветы II. Серебряная ветка соединяет конечную станцию «Эджвербери» на северо-западе, где в детстве жили Виола, Мартин и Форд, а также район, в котором жила и работала Виола по возвращении из-за границы, и самый театральный район Лондона — Южный Берег, где когда-то «Слуги лорда-камергера» построили театр «Глобус». Другая конечная станция этой ветки называется «Стратфорд». Подобно меридиану на глобусе, эта ветка большей частью пролегает на карте Лондона по диагонали с северо-запада на юго-восток. Джим обнаружил еще одно любопытное значение образа серебряной линии — как серебряной ветви — из раннего кельтского фольклора. Серебристую ветку дерева называли кельтской арфой. Предание гласит, что Серебряную ветвь брали в руки барды, прежде чем начать петь или рассказывать, как «сигнал» к началу саги. Стоит также упомянуть, что Уильям Шекспир в последние годы, проведенные в Лондоне, жил на Серебряной улице.

В сентябре театр под новым названием «Серебряный меридиан» открыл сезон. В качестве основы афиши выбрали висевший в фойе рисунок Джима — портрет Шекспира на белом фоне в черных, коричневых, красных и желтых тонах, на котором поэту не более тридцати.

Из дневника Виолы Эджерли

Я люблю этот день — первый день театральной недели. Сегодня Джим особенно элегантен. Встречает гостей. Приветливый и внимательный. Сегодня я впервые выхожу на сцену. На театральную сцену. Осенью мы откроем этим спектаклем сезон в обновленном театре в Лондоне. Два года, предшествовавших этому дню, Джим терпеливо и настойчиво учил меня работе на сцене, планомерно и уверенно вводил в приемы и тонкости ремесла, которое, возможно, и было во мне всегда, но находило другие русла. Джим по этому поводу любил повторять: «Артистичность, когда она в крови, закономерно принимает самые удивительные формы»[209].

Премьера — это всегда словно вход в новую жизнь. Раздвигается занавес, а там начинается новая параллель и перспектива твоей жизни, ее новая, вторая, третья, а там сколько их будет по счету, дорога.

— Виола, твой выход.

В конце августа, подарив себе неделю, мы уехали в края, куда когда-то Уильям Шекспир поселил многих своих героев. «В глубине Адриатики дикой» мы сняли небольшой дом на берегу залива. Тишина, шум моря и пиний, белые стулья вокруг стола в патио, переходящего в сад и пляж, наполняющая душу полифония воды и природы. Джим вернулся к своему венецианскому роману. «Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции, у моря»[210].

Спектакль «Метаморфозы» в первый сезон шел до февраля. Пьеса и работа постановочной группы, режиссера и актеров получили хорошие отзывы. Успех позволил предположить его возвращение.

В феврале спектакль приостановили на неопределенное время. Спустя девять месяцев у Виолы и Джима родился сын — Уильям Джеймс Томас Эджерли.

С Тимом Тарлтоном мы встретились, когда работа над спектаклем «Метаморфозы» уже шла. Нас познакомил Форд. Не трудно представить их разговор с Линдой после того, как она высказала мне все, что думает об идее пригласить на проект Тима.

— Представляешь, что она придумала?

— Ты о ком, о Ви? Какую-нибудь новую сверхидею?

— Только не надо заранее восхищаться. Ты думаешь, что эта, как ты говоришь, сверхидея касается Джима?

— Вполне возможно.

— Увы. У нее другая цель — Тим Тарлтон.

Линда в своих тонах пересказала Форду все реальное и надуманное, что могла на тот момент.

Он покачал головой.

— Я не верю. Нет.

— Что за нафталин у тебя в голове?

— Возможно, что и нафталин. А идея хорошая.

— Меня бесит твое прекраснодушие.

— Сильные эмоции тебе очень идут, — Форд спокойно продолжил читать, сидя в кресле с ноутбуком на коленях.

Линда хотела было захлопнуть ноутбук, но Форд остановил ее, вытянув руку.

— Ну что еще?

— Она не задумывается о последствиях.

Форд уже серьезно посмотрел на жену.

— Атебе не кажется, что ты, дорогая, просто не понимаешь чего-то и лезешь не в свое дело?

— Прости, можно, на секунду? — Она потянулась за ноутбуком. — Я не закрою твою страницу, просто кое-что тебе покажу.

— Смотри.

Она повернула к нему компьютер, на экране которого была фотография Джима и Виолы на одной вечеринке. Комментарии к ней были самыми доброжелательными.

— Обрати внимание на него. Вот это отношение! При всех неоспоримых ее достоинствах многих завистников раздражает именно это. Своим отношением он заставляет всех интересоваться ею, узнавать, искать глазами, приглядываться к ней. Не красавица для тех, кто привык судить, учась у глянца, она всегда в центре внимания. И это все благодаря только его выбору! Только его. Думаю, она сама тоже это понимает.

— Понимает, я уверен. Однако, как быстро ты забыла о ее собственных достоинствах. Браво!

Больше он ничего не сказал, забрав у Линды ноутбук и погрузившись снова в статью.

Форд обожает Линду. Но его трезвый ум и спокойная, даже слишком уравновешенная, слегка холодная и в то же время размеренно чуткая натура научили его адекватно понимать цену, какую жизнь могла бы предъявлять им обоим, если бы он полагался на суждения жены о людях и событиях. Он часто руководствуется принципом: «Послушай, что думает по этому поводу Линда, и забудь». Особенно это касается людей, их чувств и отношений. Зачастую она все переворачивает с ног на голову. Не только ее собственный темперамент, но и жизнь в музыкальном мире, где всякая эмоция усиливается многократно, а реакции преувеличиваются, развили в ней своеобразное видение мира. Он любит ее. Она для него своего рода сюрреалистическая картина, смыслы которой то оказываются глубокими, то надуманными, а то и совсем нереальными. Поэтому руководствоваться подобными принципами он отказался с самого начала их отношений. Теперь он не стал продолжать разговор, оставив ей ее подозрения, но запомнив фактическую суть того, что она рассказала.