По большому льду. Северный полюс - Роберт Эдвин Пири

Итак, мы надежно обосновались на мысе Шеридан, и цель, к которой мы стремились, была предельно близка. В этой экспедиции мы постарались предусмотреть любые неожиданности и обойти все те препятствия, с которыми столкнулись в 1906 году. Мы уже знали, что делать и как делать. От старта до финиша меня отделяли лишь несколько месяцев ожидания – осенний период охоты и долгая темная зима. У меня были собаки, люди, опыт и твердая решимость (этим же стимулом был движим Колумб, когда вел свои корабли по непроторенным путям западных морей), а финал был в руках судьбы, которая благоприятствует человеку в осуществлении его мечты, если он предан ей до последнего дыхания.

«Рузвельт» после разгрузки облегчился настолько, что Бартлетту играючи удалось подвести его достаточно близко к берегу, и судно стало носом точно на север. Это подействовало на нас ободряюще – корабль не изменил своим старым привычкам. Подобно норовистому животному, всякий раз по пути на север – и сейчас, и во время нашей первой экспедиции 1905-го года, когда льды сжимали его так, что мы не всегда могли его контролировать, – он упрямо разворачивался на севера. И если, лавируя между льдинами, он все-таки оказывался плененным льдом в тот момент, когда шел на восток или на запад, то плен длился недолго: какая-то неведомая сила из раза в раз направляла его носом на север. В 1906 году то же самое наблюдалось и на обратном пути, как будто «Рузвельт» понимал, что задача еще не выполнена и нужно вернуться назад. Матросы подметили это, и я часто слышал, как в разговорах они упоминали, что «Рузвельт» недоволен, ибо понимает, что не выполнил свою работу.

Когда судно подвели достаточно близко к берегу, команда принялась за подготовку его к зиме. Механики продули котлы, выключили все установки, из трубопроводов спустили всю до последней капли воду, чтобы с наступлением холодов она не замерзла и не повредила систему; моряки сняли паруса и ослабили такелаж во избежание аварии при сжатии его на морозе; я мог бы привести еще тысячу подробностей, но, пожалуй, не стану сейчас останавливаться на этом.

Чтобы солнце и ветер хорошенько просушили паруса, перед тем как снять, их подняли на реи. Надо сказать, что «Рузвельт» в этот момент представлял собой великолепное зрелище: прочно зажатый ледяными тисками и пришвартованный, но с раздутыми как у гоночной яхты парусами.

Пока шли эти работы, на охоту в район озера Хейзен было отправлено несколько небольших отрядов эскимосов; правда, успех предприятия оказался незначительным: охотники вернулись, добыв лишь несколько зайцев, мускусные быки, как им показалось, будто вымерли. Меня это встревожило. Я опасался, что во время прошлой экспедиции мы либо всех их перебили, либо заставили далеко уйти от места нашей зимовки. Охота эскимосских женщин оказалась более удачной. Они расставили по всему берегу в радиусе до пяти миль капканы на песцов и за осень и зиму сумели поймать около четырех-пяти десятков этих животных. Кроме того, женщины ходили рыбачить на близлежащие озерца и приносили много крапчатых красавцев-гольцов.

Рыбу эскимосы ловят весьма своеобразно. Ее ловят не на живца, а на вырезанную из моржовой кости маленькую рыбку, которую, предварительно сделав во льду лунку, опускают в воду. Когда голец подплывает, чтобы познакомиться с новым обитателем океана, его пронзают острогой. Эскимосская острога представляет собой древко с острым наконечником – чаще всего это хорошо заточенный старый гвоздь. По обеим сторонам к древку тонкими нитками прикреплено по кусочку оленьего рога с выступающими вниз концами, в которые загнаны заточенные гвозди внутрь концами. При метании такой остроги в рыбину, ее спину пронзает острый наконечник копья, рога расходятся, захватывая добычу, а остро заточенные гвозди на концах рогов вонзаются в бока и не дают выскользнуть.

Арктический голец Великого северного края – это красивая пятнистая рыба весом до 11–12 фунтов. Берусь утверждать, что по плотности и изысканности вкуса с нежно розовым мясом этой рыбы, которая обитает в воде при температуре не выше 35–40° по Фаренгейту, не сравниться ни один продукт в этом мире. В прошлых экспедициях мне порой удавалось заколоть острогой одну из таких красавиц. Я бросал ее на лед, давая замерзнуть, а потом, чтобы раздробить мясо под кожей, колотил ею об лед. Возвращаясь обратно в санях, я отщипывал кусочки этого розового лакомства и ел с таким наслаждением, с каким иной ест землянику.

Группе из 6 человек и 23 собак в сентябре 1900 года удалось, питаясь гольцом, продержаться дней десять, пока, наконец, она не наткнулась на мускусных быков. Мы били эту рыбу острогами, как нас научили эскимосы.

Новички экспедиции, естественно, горели желанием осмотреть местность. Макмиллан болел гриппом, зато Боруп и д-р Гудселл прочесали всю округу. Конечно, Хаббардвиль не может похвастаться ни Вестминстерским аббатством, ни Триумфальной аркой, но там есть могила Петерсена и пирамиды камней «Алерта» и «Рузвельта» недалеко друг от друга, их даже видно с судна.

Приблизительно в полутора милях от места нашей зимовки расположено надгробье Петерсена, датчанина, переводчика английской экспедиции 1875–1876 годов. Он умер во время санного перехода и был похоронен тут же, рядом с зимней стоянкой «Алерта». На могиле лежит большой плоский камень, а в изголовье установлена доска, покрытая листом меди из котельной «Алерта» с высеченной на ней надписью. Может быть, и есть на свете более одинокая могила, но я такой не знаю. Ни один исследователь, даже самый молодой и самый беззаботный, стоя перед этими «героическими останками», не может не испытывать благоговения и трепета. Есть что-то зловещее в этом темном силуэте на фоне белизны снега, как будто таинственная Арктика напоминает незваному гостю, что он может быть следующим, кого она захочет оставить у себя навсегда.

У исследователей есть обычай складывать камни горкой, образуя своеобразную пирамиду, и оставлять под ней записку-отчет о своем путешествии для тех, кто придет после них. Недалеко от захоронения Петерсена есть и пирамида «Алерта». В 1905 году я забрал оттуда отчет английской экспедиции, а вместо него Росс Марвин, согласно обычаю исследователей, положил копию. Теперь, когда известны обстоятельства его смерти весной 1909 года, смерти человека, погибшего севернее всех когда-либо умиравших на этой земле, посещение Марвином места захоронения Пересена приобретает символический смысл.

Пирамида «Рузвельта» была в 1906 году сложена Марвином приблизительно в миле от берега, прямо напротив того места, где судно стояло в 1905–1906 годах, на возвышенности, которая поднимается на 400 футов над уровнем моря. Запись, сделанная графитовым карандашом собственноручно Марвином, спрятана в жестянке из-под чернослива и положена им в основание каменной пирамиды. На самом верху этого каменного сооружения стоит крест, сделанный из дубовых реек, которые были когда-то полозьями саней. Крест повернут на север, а на пересечении горизонтальной и вертикальной планок вырезана большая буква «R». После нашего прибытия на Шеридан, я пришел взглянуть на него. Крест стоял, наклонившись в сторону севера, и казалось, что предыдущие три года он напряженно вглядывался в даль, стараясь увидеть, где же находится полюс.