Советник - Екатерина Лесина

истинно верующих из сотни? Уже много. Прочие или боятся, или сомневаются, или прячутся за неотложными делами. А они все здесь, все, кто жил в городе. И… был свободен.

Да, ни одного раба на вершине.

- Их позвали и они пришли. Их убивали, и те, кто видел, они не повернули назад. Они поднимались, чтобы отдать свои сердца и души…

Только без толку.

Повезло.

Если бы им удалось… но им не удалось. И тот, в жреческих одеяниях, убитый Мекатлом, понял? А потому решил умереть достойно.

Или…

Мекатл сказал не все?

Верховный задумался. С вершины пирамиды сам город казался безнадежно далеким. Редкие огни звездами мерцали в темноте. И странно было думать, что там где-то были люди…

Интересно, почему не стали убивать рабов?

Или… тех, кто представлял интерес, как раз-то… нужно будет отыскать списки. Учет велся. Нет храма без учета, равно как и государства. Проверить. Сверить.

И все-таки…

Тот, кто стоял за всем этим, он не убил себя, как должен был бы поступить истинно верующий человек. И не убил тех, кто помогал устроить жертвоприношение. Сразу не убил. А там внизу? Почему он остался, когда понял, что жертва не принята?

Не потому ли, что она – лишь часть ритуала… и там, внизу, принеся младших в дар мертвому богу, он надеялся оживить его?

Даже не надеялся. Он был уверен. Но к счастью, не получилось.

И даже тогда он мог бы спастись.

Время у него имелось.

Что мешало ему просто подняться и затеряться там, наверху? Вряд ли ходов лишь два. Город огромен и должны быть пути. Много путей. А он предпочел умереть… и вот так, бездарно?

Бессмысленно?

- Идем, - Верховный с благодарностью оперся на протянутую руку. Собственная еще ныла. – И пришли сюда надежных людей. Это надо разобрать…

- А потом?

- Поднять наверх.

- А потом? – мальчишка никак не желал успокоиться. – Что вы собираетесь делать?

- То, что следовало сделать давно, - Верховный мягко улыбнулся. – Дать останкам покой… он этого заслуживает.

Но вряд ли обрадуется.

Тот, чье лицо было так своевременно украдено магами. Страшно представить, что было бы, если бы отец Нинуса дотянулся до маски.

Да, да…

Страшно.

А вот без маски… без маски ничего не вышло. Так что…

- Церемонию устроим красивую… народу надо показать. Разнести благую весть… благие вести весьма успокаивают людей. Заверить, что уж теперь-то точно все будет хорошо.

Ицтли с почтением слушал.

- А…

- И ей покажем, несомненно. Никто не собирается скрывать столь… важное событие. И… может, стоит сперва убрать все? Не гоже… это не то, что должно видеть дитя. Даже отмеченное богами.

Ицтли отвесил глубокий поклон.

А потом тихо добавил:

- Отец полагает, что вы стары и ненадежны.

Кто бы сомневался. Именно таким себя Верховный и чувствовал.

- Но пока вы заботитесь о ней, я не позволю причинить вам вреда.

- Похвально, - Верховный остановил спуск и вздохнул. – На деле… иногда мне хочется умереть.

- Почему?

- Именно потому, что я стар. И устал. И я не хочу… мир скоро изменится, а это всегда происходит через кровь и боль. Но и того, и другого в моей жизни было слишком много.

- Но вы не можете…

- Не могу. И не брошу. Пока боги отвели мне жизнь, я… буду жить.

Даже если рука снова болит, будто он её в кипяток сунул. Верховный с трудом сдержал стон. И руку погладил осторожно.

- Уберитесь. Тут. Кроме… того, что наверху. И не позволяй никому подниматься. Даже отцу.

Подумал и добавил:

- Особенно отцу.

- Потому что он может попытаться повторить?

Умный юноша.

- Именно.

- А… вы?

- Нет, - покачал головой Верховный.

- Почему? Это ведь… взять и оживить бога.

- А дальше?

- Ну… - на челе молодого Ицтли пролегли морщины. – Он остановит мор. И вернет в море жизнь. Сразит чудовищ. И изничтожит подлых магов. Возродит земли…

Верховный сам не понял, в какой момент начал смеяться. И смеялся долго. Со смехом уходила боль, и страх, даже ужас, который он, оказывается, испытал там, наверху.

- Почему, - он вытер выступившие слезы ладонью, и кажется, размазал кровь по лицу. – Почему ты… полагаешь, что он будет это делать?

- Он ведь бог.

- Именно. Какое дело богу до нужд людских?

- Но… в легендах… и летописях… и вообще… мы же дети его!

- Принесшие его в жертву? Разделившие тело на части? Как ты думаешь, ему это понравилось? – чем больше Верховный думал, тем яснее понимал ответ. – Да и… ты видел, что было там, на вершине. Мы кормим Солнце в небесах, но живой бог, вернувшийся на землю, как думаешь, будет ли голоден он?

Молчание.

И… непонимание, которое сменяется страхом.

Хорошо.

- И как думаешь, хватит ли у нас сил, чтобы накормить его?

- Я… понял.

- Хорошо. А отцу… у отца спроси, будет ли Бог терпеть над собой власть человека? И не лучше ли властвовать человеку в тени бога, особенно, если тень глубока, а сам бог далек. Боги хороши на вершинах пирамид, а не среди смертных.

У подножья пирамиды раскинулось ожерелье из огней.

И Верховный нисколько не удивился, увидев Императрицу. Вот кто её пустил? Впрочем, испуганным дитя не выглядело. Напротив, оно озиралось с явным любопытством, не отпуская, впрочем, руки верной Ксочитл.

- Там, - сказала она, подняв руку. – Я хочу подняться.

- Конечно…

Верховный мысленно поморщился. Только спустились. И выдержит ли дряхлое его тело второй подъем?

- Идем, - она взяла за руку, и стало легче.

Дышать.

Внутри тоже. Усталость… будто все тело омыли студеной родниковою водой. В голове и то зашумело.

- Так лучше?

- Благодарю, - Верховный поклонился. – Но там… много… неприятного виду.

- Ничего, - Императрица сунула леопарда одному из стражей. – Они просто мертвые. Просто много мертвых…

И первой направилась к лестнице.

И первой вступила на площадку, где все так же неподвижно лежало тело бога, разделенное не части.

Огляделась. Потрогала засохшую кровь пальцем, а его облизала с презадумчивым видом. И встала, чтобы застыть перед золотой фигурой.

- Он почти целый уже, - произнесла она задумчиво. – Это нехорошо. Когда целый.

Огляделась.

И сказала:

- Надо его спрятать. Чтобы не вернулся.

Разумное дитя. Куда разумнее многих взрослых.

- Всенепременно.

- В надежном месте.