Эпоха единства Древней Руси. От Владимира Святого до Ярослава Мудрого - Сергей Цветков

Итак, три из четырех оснований для повторного великого освящения отпадают. Остается признать, что в глазах Феопемта Десятинная церковь была осквернена богослужениями, совершаемыми в ней независимым от греков духовенством - "корсунскими попами" и их русскими преемниками, которые рассматривались византийским священством как схизматики. Справедливость этого вывода подтверждает аналогичный поступок другого митрополита-грека Ефрема, который полтора десятка лет спустя заново освятит киевский Софийский собор по той единственной причине, что в нем служил русин Иларион, избранный в русские митрополиты без согласования с Константинопольской патриархией.

В Киеве действия Феопемта сочли за враждебный выпад, каковыми они по сути и являлись. Русские люди были глубоко оскорблены. Со времен Владимира Десятинная церковь была для них символом крещения Русской земли, красой и гордостью русского христианства. "Святая церковь святой Богородицы Марии, яже создана на правоверней основе", - сказано о ней в "Слове о законе и благодати". И вот теперь заезжий грек святит ее заново, как вместилище еретических непотребств! Подобное отношение к русской святыне не сошло Феопемту с рук. По всей видимости, Ярослав, которого Иларион недаром же назвал истинным наследником Владимира, удалил греческого иерарха из Киева - не знаем точно куда, но похоже, что опальный митрополит должен был вернуться в Константинополь. Впрочем, он не был официально сведен с кафедры и продолжал формально возглавлять Русскую Церковь вплоть до своей смерти во второй половине 40-х гг. XI в. Все это время Феопемт не переставал ковать козни против русского духовенства и Церкви. Характеризуя церковные отношения Руси с греками в 40-х гг. XI в., Никоновская летопись сетует, что Русская Церковь тогда много страдала от "вражды и лукавства".

Вслед за тем дело дошло до военных приготовлений. По словам Пселла, русы "нарубили где-то в глубине своей страны лес, вытесали челны, маленькие и покрупнее, и постепенно, проделав все в тайне, собрали большой флот и готовы были двинуться на Михаила". Вполне вероятно, что военным сборам предшествовали переговоры (предположительно, в 1041 г.), которые закончились неудачно для русской стороны. Мы не знаем точно, какие требования предъявил Ярослав Михаилу IV. Ясно только, что речь шла о той или иной форме политической и церковной эмансипации Руси от Византии. Пселл не случайно пишет в этой связи о "мятеже", или "восстании" русов.

К началу лета 1042 г. оснащенная всем необходимым русская флотилия была готова отплыть из Киева. Но Ярослав внезапно отложил поход. На его решение повлияло известие об очередной смене власти в Константинополе. В конце 1041 г. Михаил IV тяжело заболел и 10 декабря умер, приняв перед смертью постриг. Трон перешел к его племяннику Михаилу V по прозвищу Калафат (Конопатчик), которого императрица Зоя вопреки своим правилам не сделала своим супругом, а усыновила. Однако царствование его продолжалось всего пять месяцев. Он попытался отделаться от Зои, но в результате сам был свергнут и ослеплен (апрель 1042 г.). Развратная старуха немедленно обвенчалась с одним из своих бывших любовников - богатым и знатным сенатором Константином Мономахом. По описанию Пселла, в те годы он был мужчиной "несравненного вида", чье лицо "цвело красотою". Как и Зоя, Константин был уже дважды женат. Византийская церковь крайне неодобрительно относилась даже ко второму, не то что третьему браку, но патриарх Алексей Студит, что называется, умыл руки. Отказавшись венчать "молодых" лично, он, однако же, не препятствовал совершению церковного таинства и по окончании его благословил царскую чету.

Как пишет Пселл, русы "не могли ни в чем упрекнуть нового царя" , и Ярослав возобновил переговоры в надежде, что Константин IX окажется сговорчивее своего предшественника. Летом 1042 г. в византийскую столицу прибыло княжеское посольство. Но Мономах совсем не думал о государственных делах. По словам Пселла, "этот самодержец не постиг природы царства, ни того, что оно род полезного служения подданным и нуждается в душе, постоянно бдящей о благом правлении, но счел свою власть отдыхом от трудов, исполнением желаемого, ослаблением напряжения, будто он приплыл в гавань, чтобы уже не браться больше за рулевое весло, но наслаждаться благами покоя; он передал другим попечение о казне, право суда и заботы о войске, лишь малую толику дел взял на себя, а своим законным жребием счел жизнь, полную удовольствий и радостей". Вследствие этого русским послам пришлось иметь дело с окружением императрицы Зои и высшей церковной иерархией, то есть с теми же людьми, которые провалили прошлогодние переговоры.

Вдобавок ко всему с послами Ярослава случился неприятный инцидент. Обстановка в Константинополе была накалена ожиданием близкой войны. Городское простонародье не скрывало своей враждебности по отношению к северным "варварам", и в один из дней эти настроения вылились в массовую потасовку с русскими купцами, торговавшими на константинопольском рынке. К несчастью, во время драки был убит какой-то "знатный рус" , вероятно из числа послов Ярослава. Случись подобное происшествие раньше, оно было бы так или иначе улажено в рамках действующего русско-византийского договора . Но в условиях, когда обе стороны не желали идти ни на какие уступки друг другу, об этом не было и речи. Переговоры были прерваны, и русское посольство, раздраженное оказанным ему приемом, покинуло столицу Византии.

На этом возможности дипломатии были исчерпаны. Теперь решать тяжбу предстояло мечу.

Военные действия в 1042 г. так и не начались, поскольку к тому времени, когда русское посольство вернулось в Киев, навигационный сезон на Черном море уже подходил к концу. Греки получили передышку, которая была им крайне необходима. Империю вновь раздирала гражданская война. Командующий сицилийским экспедиционным корпусом Георгий Маниак отказался повиноваться Константину Мономаху и поднял мятеж. Переправив свое войско в Болгарию, где к нему присоединилось множество недовольных, он двинулся прямо на Константинополь. Решающая битва повстанцев с правительственной армией произошла в двух переходах от Солуни, ранней весной 1043 г. Императорское войско с трудом одержало победу. Георгий Маниак, храбро сражавшийся в первых рядах, получил смертельную рану и умер на поле боя. Его отрубленную голову доставили в столицу и выставили на всеобщее обозрение в цирке.

Для того чтобы подготовить Константинополь к отражению нападения русского флота, у Мономаха оставалось совсем немного времени. Положение осложнялось тем, что охранявшая столицу эскадра сильно пострадала от пожара, случившегося в бухте Золотой Рог 6 апреля 1040 г.: большая часть военных кораблей тогда сгорела дотла. Константин распорядился стянуть к Босфору суда, разбросанные по прибрежным водам, и военно-морские силы провинций. Это сразу увеличило численность столичного флота до нескольких десятков кораблей. Известно, что только один стратиг прибрежной провинции Кивирреотов, расположенной в юго-западной части Малой Азии, привел в Константинополь эскадру из 11 огненосных триер. Часть флота была выдвинута вперед для охраны дальних подступов к проливам.

В самой византийской столице были приняты строгие меры безопасности. Все русские наемники были высланы из города и распределены мелкими отрядами по отдаленным областям. "Скифы, находившиеся в столице, - пишет Скилица, - были рассеяны в провинциях. Это было сделано для того, чтобы уничтожить возможность какого-нибудь движения или покушения изнутри".