Сказки чужого дома - Эл Ригби

Я не зря упомянула о ней, Человек-ящерица. Не зря. Ведь заклинатели все еще здесь. Нынешний их облик – уже не законы и даже не предания. Их облик – чудачества, их облик – случайности. И ты не знаешь, ты никогда не задумывался, сколько их вокруг тебя и других таких же, как ты, твердолобых, вооруженных и слепых.

Они кажутся непримечательными, их дар в мелочах. Смотри: они находят общий язык с чужими живыми вещами. К ним без страха ластятся звери. Они часто становятся врачами, потому что одно касание их рук может ослабить страшную боль. Они рассеяны по миру. Их десятки и сотни, и почти никто из них не знает про свой дар, потому что его история забыта. Забыта со времен Войн за Мир, настолько она была страшна. Им редко удается обнаружить то, чем они обладают. А если и удается, то еще реже получается это понять.

К примеру… я знаю полукровку лавиби, вместе с которым покинула остров Крова. Заносчивый дурак, от которого никто не ждал ничего хорошего. Но именно он подружился со старым, поеденным дрэ живым кораблем. Сумасшедший фрегат, умирающий без своего Зодчего, принял его как хозяина, и если этот новый хозяин погибнет, уже его имя будет стоном проноситься над палубой, пока корабль не рассыплется. Но если сказать новому капитану, что его дружба – зачаток великой силы… поверит ли он мне? Ни за что. Знаешь, в своем упрямстве он напоминает тебя. И не только в нем. Вспомни. Девочка с острова сказала, что ее самолет дался тебе в руки. А знаешь, он нападает на всякого, кто кажется ему опасным. Ты, вне сомнения, был опасен. Впрочем… таким как ты, как барсучий капитан, как женщина с глупыми стихами, открывать дар поздно. В детстве он подобен огню и быстро обращается в уголек, если его не развить. Меня ждало то же. Но мне встретился он. И он заметил пламя.

Мои крестные не любили меня и всегда гнали гулять на улицу. Но это неважно, меня никто не любил, кроме птиц и зверей. Я была одна. Как и многие из тех, кто встретил того человека. Странного человека, бродившего с бумажным змеем на веревке и рассказывавшего удивительные сказки. Не те сказки, что мы знали. А свои.

Он был учителем в соседнем городке, а в свободное время – путешественником. Скитался по побережью Веспы. Приходя куда-нибудь, собирал толпы детей. Говорил с ними и наблюдал. К концу разговора вокруг него обычно оставалось всего несколько ребятишек. Несколько… особенных. Тех, на кого безбоязненно садились птицы, тех, к кому шли живые игрушки, которых путешественник приносил в карманах. Этим нескольким он разрешал ходить за ним. Он искал нас. Искал и находил своими путями.

Он остановился, когда нас набралось где-то тридцать. Все мы так полюбили его и его сказки, что без страха сбегали из домов, преодолевали огромные расстояния, чтобы только добраться до его родного городка. Нам казалось, мы нужны ему. И мы были нужны.

Он собирал нас в школе, после уроков. Нередко – уводил в лес или на берег океана. Иногда он прятал нас в большой мастерской в Стенном районе, куда знал тайный путь. Его друг строил Зверя, а он – наш сказочник – и еще один человек, красивый человек, закрывающий нижнюю половину лица, – учил нас.

Они рассказали о нашем даре и помогли его развить. Приручать животных, общаться с вещами, возвращать жизнь. Они говорили: это великая сила, ее надо беречь. А потом они решили, что эту силу надо показать Восьми. Не просто показать. Сначала – напугать таких, как ты, обездвижив все ваши живые машины. А затем…

Как сказал наш сказочник, под песком в Аканаре спит древнее войско. Ему пора проснуться. Его мертвым кораблям. Мертвым самолетам. И мертвым людям. Тогда нас перестанут держать взаперти. Тогда все станет так, как раньше».

Она смотрела в пустоту и молчала. Ее руки безвольно лежали у Жераля на груди. Он заметил: они мелко подрагивают. Ву совсем не пыталась это скрывать.

– Некоторые из нас… – тихо заговорила она вновь, – кто был постарше, – поняли, что это плохая мысль. Плохая… ведь мы оживляли мертвых, и пусть это были лишь звери, многие из них возвращались злыми. Чтобы убить их вновь, иногда приходилось разрубать их на куски. Я была маленькой, мне было пять. Но я тоже все понимала. И я видела: тем двоим не нравятся споры. Они ждут чего-то плохого. И плохое произошло. В ночь перед тем, как ехать, нас положили спать в поезде, и несколько из нас – самые взрослые, самые умные – решили бежать. Может, предупредить кого-то на границе, может, просто чтобы не делать того, что им велели. Они боялись, очень боялись стать убийцами. Их было трое, все мальчишки. Их поймали прямо на тропе. Проснувшись, я видела, и…

Ву осеклась и посмотрела в сторону. Она ничего не сказала, но один из зайцев подошел к ней, лег рядом – Жераль видел, как ровно вздымаются от дыхания пятнистые бока, – и подставил рогатую голову. Ву улыбнулась и положила руку ему на макушку.

– Те двое убили их. Скорее всего, подойдя со спины. Верно?

Она кивнула. Ее глаза были сухими, в них светлела всё та же пустота.

– И я позвала птицу. Большого дóу, серого лебедя. Они гнездились там, неподалеку, на лесном озере, и этот был моим другом. Он унес меня.

Лапитап фыркнул и ткнулся носом Жералю в лицо. Девчонка оттащила его за шкирку. Кажется, это простое действие отвлекло ее и успокоило. Она убрала со лба волосы и заговорила снова:

– Наверное, они расстроились, что потеряли четверых: трех убитых, да еще меня. А они на меня надеялись. Но я не смогла идти дальше с ними. Тот, кто меня нашел… Он рассказывал такие добрые сказки и делал такие злые вещи. Разве так бывает, Человек-ящерица?

Ву пристально посмотрела Жералю в глаза и взяла в руку несколько жестких кос. Он прикрыл веки, ненадолго сдаваясь боли и задумываясь. Он не мог понять: девчонка действительно хочет что-то услышать? И если да, то… что? Ей было пять, при ней кого-то расстреливали в спину. Ей было шесть, она одурачила Отшельника, спрятавшись среди его сироток. Сейчас ей должно быть что-то около двадцати, и она чуть не убила его самого, а подобное не удавалось еще никому. И все же… она задавала этот вопрос. Вопрос наивного ребенка, не видевшего зла. Те, кого тренируют, чтобы уничтожить мир, вряд ли спрашивают о подобном.

– Бывает. Чаще всего – как раз именно так. Чем красивее сказки, тем злее поступки.

Кажется, его хриплый голос даже прозвучал мягко. Ву не ответила, она чесала зайца за ухом. Тогда он добавил:

– Не хочешь выучить мое имя? Может быть, ты даже его знаешь?

Она улыбнулась краем рта. Задумалась, заправила за ухо прядь и, помедлив, ответила:

– Тебя зовут Грэгор. И еще у тебя есть фамилия. Тебе повезло. У меня вот ее нет. Хотя зачем она… у тех, с кем я училась, ее тоже почти ни у кого не было.

– Ты знаешь кого-то из них? – быстро спросил он. – Видела их?

Она равнодушно покачала головой.

– Значит, они – те, кто жив, – там. В поезде. И… ты ведь понимаешь, зачем они едут?

Он почувствовал прежнюю, притупленную болью тревогу. Сделав странный неровный круг через чужое прошлое, он вернулся к тому, с чего начинал. Начинал, еще стоя на ногах, и ничего не добился. Чего он мог добиться теперь, со сломанным позвоночником?