Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

человек, которым он был, обмирал от страха. Он задыхался, но не потому, что взбирался наверх, а от ужаса. В желудке растеклась ледяная пустота. Шеф знал, что это особенно напугало его, ибо прежде сей человек не ведал такого чувства. Он даже не понимал своих ощущений и не находил для них слов. Ощущения докучали ему, но не мешали, ибо этот человек не видел возможности бросить дело, за которое взялся. Он никогда не поступал так раньше и не поступит до своего смертного часа. И вот он карабкается близ горного потока, старательно удерживая обнаженный меч и намереваясь добраться до намеченного места, чтобы осуществить задуманное, хотя его сердце сжимается при мысли о том, с чем предстоит встретиться лицом к лицу.

Или не лицом к лицу. Даже этот человек, Сигурд Сигмундссон, чье имя переживет его и сохранится до конца света, знал, что не вынесет вида того, на что он поднимет меч.

Он достиг участка, где стена ущелья обратилась в каменную осыпь, будто некий металлический великан развалил ее и сделал спуск к воде. Ему неожиданно преградило путь невыносимое зловоние, само подобное прочной стене. Воняло мертвечиной – полем боя, которое две недели жарилось под летним солнцем, – а еще сажей, пеплом с какой-то добавочной примесью, раздражавшей ноздри, как будто сам запах угрожал воспламениться, если бы высекли искру.

Воняло змеем. Драконом. Ядоносным губителем зари, ползучим голым гадом, который пресмыкался на брюхе. Безногим.

Герой заметил среди камней разлом, который был достаточно велик, чтобы вместить его тело, и заполз внутрь, после чего осознал, что запас времени невелик. Ибо дракон не был безногим и только выглядел таким издалека, когда полз. Сквозь камень Сигурд расслышал мощный топот огромных лап, которые нащупывали дорогу, а промежутки между шагами заполнялись тяжким шуршанием исполинского брюха, влачившегося по земле. Кожаного брюха, если молва говорила правду. Лучше бы так и было.

Герой улегся на спину, но передумал и резко сменил позу. Теперь он лежал на боку, повернувшись в ту сторону, откуда должен был появиться дракон, и опирался на левый локоть, а в правой руке держал наготове меч. Его голова наполовину высовывалась из разлома. Он убеждал себя, что она похожа на обычный камень. Беда была в том, что этот герой не мог лежать неподвижно и ждать, когда над ним нависнет чудовищная тварь, ибо он – даже он – мог растерять остатки мужества. Он должен был видеть.

И вот она, огромная голова, обозначилась на сером фоне, как некий каменный выступ. Она двигалась; бронированные гребень и череп колыхались подобно железной боевой машине, влача за собой раздутое подрагивавшее тело. Неверный звездный свет выхватил лапу, утвердившуюся на камне, и герой уставился на нее, потрясенный чуть ли не до паралича. Четыре пальца были растопырены, словно лучи морской звезды, и каждый – толщиной с мужское бедро; сплошь бородавчатый и бугристый, как жабья спина, он оставлял слизистый след. Одно прикосновение такого пальца грозило смертью от ужаса. Герою едва хватило выдержки, чтобы не отползти в страхе. Малейшее движение грозило гибелью. Единственная надежда – самому обратиться в камень.

Заметит ли его тварь? Неизбежно. Она шла прямо к нему, медленно отмеряя огромные шаги. Передняя была уже в десяти ярдах, и вот вторая опустилась почти на край каменной впадины. В последнем проблеске рассудка герой сказал себе: «Чудовище идет на водопой; нужно позволить, чтобы оно прошло надо мною. Я ударю потом, когда услышу в нависшем чреве бульканье воды».

Едва он додумал эту мысль до конца, как в считаных футах над ним вскинулась голова, и герой увидел то, о чем не рассказывал ни один смертный. Глаза дракона. Они были молочными, как у старухи с бельмом, но изнутри светились бледным мертвящим светом.

Герой понял: этого-то он и боялся пуще всего. Не того, что его убьет безногий, бескостный змей – такая смерть была бы чуть ли не облегчением в этом жутком месте. Страшно, что дракон увидит его. И остановится. И заговорит, и натешится вдоволь.

Дракон занес лапу и замер. И глянул вниз.

* * *

Шеф очнулся в прыжке и крике, чтобы приземлиться в нескольких футах от постели, на которую его уложили. На него взирали три пары глаз. Во взглядах читались тревога, облегчение, удивление. В глазах Ингульфа вдруг проступило понимание.

– Ты что-то видел?

Шеф провел рукой по взмокшим волосам:

– Ивара. Бескостного. Каким он предстает на другой стороне.

* * *

Воины, окружавшие Ивара, краем глаза следили за ним, будучи слишком горды, чтобы выказать панику и даже тревогу, но понимая, что тот мог сорваться в любую минуту и обрушить свой гнев даже на собственных преданнейших сторонников или соглядатаев, приставленных к нему братьями. Он восседал в резном кресле, захваченном в обозе короля Бургреда, и держал правой рукой рог, который был наполнен элем из стоявшей рядом здоровенной бочки. В левой руке покачивалась золотая корона, снятая с головы Бургреда. Сама голова была насажена на кол и красовалась среди других, замкнувших мрачное кольцо вокруг лагеря викингов. Поэтому был мрачен и сам Ивар. Его снова опередили.

«Прости, – повинился Хамаль. – Мы старались взять его живым, как ты приказал; хотели припереть щитами. Он отбивался, что твой медведь, – сперва с седла, а потом пешим. Мы взяли бы его все равно, но он схитрил и бросился на меч». – «Чей меч?» – осведомился Ивар, и голос его был тих. «Мой», – солгал Хамаль. Назови он того юношу, который был подлинным убийцей короля Бургреда, Ивар излил бы на несчастного полную чашу своей ярости. Хамаль же мог и уцелеть благодаря былым заслугам, хотя надежда была довольно призрачной. Но Ивар лишь всмотрелся в его лицо, бесстрастно назвал лжецом, да еще и бездарным, и тем дело кончилось.

Никто не сомневался, что бешенство Ивара найдет себе какой-то другой выход. Дольгфинн, расписывавший победу – мол, захвачены пленные, и собраны трофеи с поля боя, и лагерь разорен, и в обозе взяты золото и серебро, женщины и продовольствие, – не мог дождаться возвращения своих собственных людей. «Обыщите все, – приказал он, – проверьте везде. Не трогайте женщин, вам хватит их до рассвета. Но только найдите, во имя старика Мохнатые Штаны, хоть что-нибудь, чтобы развлечь Рагнарссона! Иначе завтра он запросто скормит птицам нас самих!»

Ивар перевел взгляд за плечо Дольгфинна. Тот рискнул обернуться. Так, Греппи с ребятами что-то нашли. Но что это, во имя Хель, богини смерти?

Это был короб на колесах, который можно наклонить и утвердить вертикально, как поставленный на попа гроб. Но