Молот и крест. Крест и король. Король и император - Гарри Гаррисон

народ, от которого я узнал, как мастерить крутопульты, – ведь с них-то все и началось? Нет, это не наша заслуга. Мы видим перед собой совершенно новую вещь, но не новое знание. Это знание старое, но сохранившееся во многих умах по частям, которые теперь соединились. Надо подумать, как сделать эту штуку мощнее. Не сам лук, он достаточно хорош. Дело в тетиве. Как удвоить силу, с которой она натягивается?

Молчание нарушил Озви, командир расчета катапульты:

– Лорд, по-моему, ответ ясен. Как вообще усиливают натяжение? При помощи барабана или ворота. Но здесь он нужен маленький, а не такой здоровый, как на норманнских ладьях. Крепишь к поясу, привязываешь к нему веревку одним концом, другим цепляешь за тетиву и тянешь, сколько душе угодно.

Шеф вернул примитивный самострел Удду:

– Вот и решение, Удд. Переставь спуск подальше, чтобы лук гнулся, сколько хватает стали. Оснасти все луки барабаном с веревкой и крючком. И понаделай луков из всех полос, что у тебя накопились. Возьми для этого столько людей, сколько понадобится.

Сквозь толпу протолкался викинг, который подозрительно взглянул на ярла, окруженного карликами. Он прибыл только нынешним летом, привлеченный из Дании фантастическими россказнями об успехе, богатстве и процветании, а также о поражении Рагнарссонов. Пока этот человек успел увидеть только войско, которое изготовилось к бою и вдруг застыло. А тут еще этот ярл, который запросто беседует с гурьбой трэллов. Викинг был шести футов ростом, весил двести фунтов и мог поднять уинчестерский бушель[47] одной рукой. «Что же это за ярл? – поразился он. – Почему с рабами он разговаривает, а с воинами – нет? Под началом у такого скрелинга битву не выиграешь».

Вслух же он с минимальным почтением произнес:

– Господин, тебя зовут на совет.

Передав это сообщение, он повернулся, всей статью выражая презрение.

Озви, как ни робел, спросил о том, что волновало каждого:

– Теперь-то мы будем сражаться, лорд ярл? Надо же когда-нибудь остановить этого Ивара. Мы бы не прочь управиться поскорее.

Шеф понял упрек, но пропустил его мимо ушей.

– Бой никогда не запаздывает, Озви. Главное – быть готовым к нему.

* * *

Шеф уловил враждебность, как только вступил в большой шатер для собраний. Там в полном составе присутствовал совет Пути, – во всяком случае, так ему показалось: Бранд, Ингульф, Фарман и остальные жрецы, а также Альфред, Гудмунд и представители всех подразделений войска.

Он занял свое место, машинально положив руку на скипетр-оселок.

– Где Торвин? – спросил Шеф, вдруг заметив, что одного не хватает.

Фарман собрался ответить, но его опередил гневный голос молодого короля Альфреда, который уже худо-бедно мог объясняться на смеси английского и норвежского языков, часто звучавшей на совете.

– Одним человеком больше, одним меньше – это значения не имеет! У нас безотлагательное дело. Мы и так протянули слишком долго!

– Да! – согласно громыхнул Бранд. – Мы как тот хуторянин, который просидел всю ночь, дожидаясь, пока курица снесет яйца. А утром выяснилось, что лиса покрала всех гусей!

– И кто же у нас лиса? – осведомился Шеф.

– Рим, – ответил Альфред, вставая и глядя на совет сверху. – Мы забыли о Римской церкви. Когда ты отобрал землю у местных попов, а я у себя пригрозил лишить их дохода, вся Церковь ужаснулась. Сам римский папа перепугался.

– И что же с того?

– А то, что на берег высадилось десять тысяч человек! Франкская латная конница под предводительством короля Карла. У них понашиты кресты на рукава котт и на сюрко, и они говорят, что прибыли утвердить власть Церкви против язычников. Подумать только – язычников! Мы, англичане, сто лет сражались с язычниками. Из года в год, доказывая нашу верность, посылали в Рим лепту Святого Петра. Я и сам побывал там! – Голос Альфреда зазвенел от негодования. – Ребенком отец отправил меня к доброму папе, ныне покойному Льву. Тот произвел меня в римские консулы! Однако в Англию не прислали ни одного корабля, ни единого воина, ни даже серебряного пенни! Но стоило покуситься на церковные земли, и папа Николай сумел найти войско!

– А оно двинулось на язычников, – обронил Шеф. – Может быть, и на нас. Но не на тебя.

Лицо Альфреда вспыхнуло.

– Ты забываешь, что мой же епископ Даниил предал меня анафеме. Гонцы говорят, крестоносцы, эти франки, объявляют повсюду, будто в Уэссексе нет короля, и требуют покориться Карлу. Пока этого не произойдет, они будут разорять шайр за шайром. Пошли-то они на язычников, но грабят и убивают одних христиан!

– Чего ты хочешь от нас? – спросил Шеф.

– Мы должны немедленно выступить и разбить франкскую армию, пока она не уничтожила мое королевство. Епископ Даниил либо мертв, либо улепетывает со своими мерсийскими покровителями. Ни один англичанин уже не оспорит моего права на трон. Таны и олдермены примыкают ко мне, и я могу набрать целое войско со всех шайров. Если, как поговаривают иные, гонцы переоценили силы врага, то я сражусь с ним на равных. Я буду биться в любом случае! Но ваша помощь придется как нельзя кстати.

Он сел, напряженно озираясь в поиске поддержки.

В наступившем молчании Бранд произнес одно слово:

– Ивар.

Все взгляды обратились к Шефу, который сидел на своем походном табурете с оселком на коленях. Он выглядел бледным и изможденным после хворобы. Скулы заострились, а плоть вокруг пострадавшего глаза втянулась так, что тот напоминал черную яму.

«Не знаю, о чем Шеф думает, – сказал себе Бранд, – но все последние дни он как бы не с нами. Если Торвин прав насчет духа, что покидает тело во время этих видений, то вдруг там каждый раз остается частица этого духа?»

– Ивар, да, – повторил Шеф. – Ивар и его машины. Мы не можем пойти на юг и оставить его в тылу. Он наберется сил. Коль скоро Бургред мертв, мерсийцы рано или поздно выберут короля, чтобы тот заключил с Иваром мир и спас их от нашествия. А Ивар воспользуется их людьми и деньгами, как уже сделал в Йорке. Не сам же он построил эти машины. Поэтому мы должны сразиться. Я должен. Мне кажется, что мы с ним крепко повязаны и нам не разойтись без боя. Что же касается тебя, о король… – Шеф погладил суровые, неумолимые лики, баюкая оселок. – Ты должен подумать о собственном народе. Ступал бы ты домой, на свою войну, а мы займемся своей. Каждый за себя. Христиане против христиан, а язычники против язычников. А после, коли будет на то воля твоего Бога и наших богов, мы снова встретимся и поставим на ноги эту страну.

– Да будет так, – произнес Альфред, зардевшись вновь. – Я созову