Дочь Рейха - Луиза Фейн

– Просто прочти.

Но я открываю конверт только дома у Эрны. Она уходит к отцу, а нас с Куши оставляет в своей комнате наедине с письмом.

Моя дорогая Хетти!

Первое, что я тебе скажу: не сердись на свою милую подругу Эрну. Я знаю, ты не хотела, чтобы я узнал, не хотела жертвовать моим счастьем. Но она все мне рассказала и была права. Представить не могу, как ты переносила все это одна так долго.

Не могу выразить здесь всего, что я перечувствовал с тех пор, как узнал о твоей беременности. Мне так грустно и так стыдно, что я допустил, чтобы это случилось с тобой, а потом бросил тебя как раз тогда, когда ты особенно во мне нуждалась. Ты знаешь, что больше всего на свете я хочу быть с тобой всегда и всегда заботиться о тебе и нашем малыше. Как бы я был счастлив тогда, ты даже не представляешь. Но это невозможно, а значит, нечего об этом и думать.

Эрна рассказала мне все о твоем положении. О том, что твоя беременность сохраняется в тайне, и о том, что твоя мать договорилась отдать ребенка в еврейский приют. Хетти, у меня есть основания считать, что в Германии от людей скрывают то, что Гитлер готовит нам, евреям. И по этой причине я боюсь, что нашему ребенку грозит смертельная опасность. Вот почему то, что я хочу тебе предложить, представляется мне его (или ее) единственным шансом на жизнь.

Я рассказал Анне все о тебе – о нас, – а теперь и о ребенке. Не стану подробно описывать, как это было, скажу только, что после многих пролитых слез и долгих разговоров Анна согласилась, чтобы при условии, что ты тоже согласна, ребенок жил у нас. Анна будет растить и воспитывать его, как своего, с любовью и заботой. Правда, она боится, что если в один прекрасный день ты приедешь, чтобы забрать его у нас, то уведешь и меня тоже. Конечно, я, как мог, уверял ее, что этого не будет, но в глубине души я чувствую, что не имею права дать ей такое обещание. Появись ты сейчас на моем пороге, я не знаю, что бы я сделал. Большая часть меня по-прежнему принадлежит тебе, и Анна это чувствует. Не самый легкий способ начинать семейную жизнь.

Писать тебе это, знать, что ты будешь читать эти слова, для меня пытка. Но я хочу, чтобы ты знала одно: чтобы помочь тебе, я переверну небо и землю. Мне непереносима сама мысль о том, что наш ребенок окажется в приюте. Значит, надо как можно скорее вывезти его (или ее) из Германии. С одной стороны, низко даже подозревать людей в том, что они способны причинить вред едва рожденному ребенку, но после того, что я повидал в лагере, сомнений у меня нет – так и будет. За последние полгода в Германии я вообще успел повидать все худшее, на что способна человеческая природа, но и все лучшее тоже.

Герр Беккер уже работает над тем, чтобы устроить выезд за границу нашему малышу, троим детям дяди Йозефа, сыну Лены и еще нескольким ребятишкам. Они поедут киндертранспортом из Берлина. Всех моих кузенов и мальчика Лены мы берем к себе приемными детьми. Нам с Анной придется нелегко: из молодоженов мы, без всякого перехода, превратимся в многодетную чету с пятью детьми! Даже не знаю, как мы справимся. Остается только надеяться, что с помощью родителей Анны все будет хорошо. Киндертранспорт – необыкновенная программа, Хетти. Представь, англичане – люди из самых разных слоев общества – выражают желание взять к себе совершенно чужих детей, дать этим бедным, травмированным мышатам кров до тех пор, пока у их родителей не будет безопасного места для жизни.

Я пишу тебе в спешке, и главный мой вопрос вот какой: ты согласна на наш план? Пожалуйста, подумай и ответь как можно скорее.

Любящий тебя сейчас и всегда,

Письмо я дочитываю в слезах. И думаю: окажись я на месте Анны, смогла ли бы я быть такой же благородной? Анна… Сначала тебе достался мой мужчина, теперь ты забираешь у меня ребенка. Я должна ненавидеть тебя за это.

Но я не чувствую ничего, кроме благодарности.

В дверь тихо стучат. Входит Эрна, в руках у нее поднос с чайничком и тарелочкой, на которой лежит штрудель. Поставив его на столик у кровати, она садится рядом со мной. На ее лице улыбка.

– Ну? – спрашивает она тихо. – Что скажешь?

– О Эрна! Да, конечно да. Тысячу раз да!

Я гоню от себя мысль о том миге, когда мне придется проститься с младенцем, который сейчас так весело пинается крохотными ножками у меня в животе. Кладу на живот ладонь, точно подбадривая того, кто внутри, а у самой сжимается сердце. Тогда я начинаю думать о той минуте, когда мы снова встретимся, когда все это безумие разрешится и я вновь смогу увидеть Вальтера, даже если он будет женат на другой. И тут впервые я понимаю, как видит всю эту ситуацию Анна.

– Напиши Вальтеру, что я тоже вышла замуж. Будет лучше, если его жена об этом узнает. Может, тогда она будет добрее к ребенку. Обязательно напиши им, что я счастлива. Обязательно.

После секундной паузы Эрна кивает и жмет мне руку:

– Хорошо. Отец почти уверен, что сможет посадить всех детей в поезд, ведь в Англии их есть кому содержать. Главная проблема – время. Твой ребенок еще не родился, а остальные могут отправляться в путь хоть сейчас. С другой стороны, требований так много, что, пока их все удовлетворишь, пройдет немало времени. Думаю, все как раз получится.

– Но как мы это устроим? Ведь я скоро уезжаю в Берлин, где меня будут держать в родильном доме, как в тюрьме.

– Об этом мы тоже подумали. Мои мама и папа решили, что ты должна переехать на время к нам. У нас есть знакомый еврейский доктор, он и примет роды. Конечно, под большим секретом. Все, что тебе надо сделать, – убедить мать.

– И вы на это пойдете? Ради меня? Разве вам всем не грозит смертельная опасность, если все раскроется?

При виде выражения моего лица Эрна не может удержаться от смеха:

– Надеюсь, ты все же поняла, как много ты для меня значишь, Хетти. Кроме того, мы хотим помочь. Это так приятно – помогать. Особенно если сталкиваешься с чем-то огромным, чему невозможно сопротивляться. В такие времена хуже нет, чем сидеть сложа руки. Лучше уж делать что-нибудь. То, что происходит сейчас в стране, идет вразрез со всеми нашими принципами. Так что если мы сможем сделать хоть что-то, помочь хотя бы одному человеку… В общем, это и значит оказывать сопротивление, разве нет? И оно того стоит. Само по себе.

Я с восхищением смотрю на свою старую любимую подругу. Какая она добрая, смелая и не злопамятная. А ведь легко могла бы отвернуться от меня, когда узнала о моей беде.

– Ох, Эрна, я даже не знаю, как мне тебя благодарить.

– Не надо благодарить.

Я начинаю грызть ноготь.

– Не знаю, как отвертеться от Берлина.

Эрна пристально смотрит на меня яркими зелеными глазами:

– Ты должна перетянуть на свою сторону мать. Как – тебе виднее. А сейчас для нас главное – послать телеграмму Вальтеру, чтобы он знал о твоем решении.