Сибирские сказания - Вячеслав Софронов

– Давайте, господин, мы так поступим-сделаем, – старый Фирас ему говорит-предлагает, на дверь посматривает, – как солнышко на закат упадет, то Малика непременно на берег к озеру гулять пойдет, цветы собирать, воздухом чистым подышать. Вот вы ее там и увидите, а коль песни запоет, то и голос услышите. Только Аллахом прошу- заклинаю, к ней не подходите, а то лишь хуже наделаете.

Ахмад-бек так и сделал, как отец девушки велел: поехал к озеру на бережок, спрятался там под ивовый кусток, коня в сторонке привязал, Малику ждать стал. Сидит, травинку крепкими зубами жует, вокруг поглядывает. В небо глянул, а там белый голубь вьется, летает, круги выписывает. Тут вдруг в Ахмат-беке кровь взыграла, вспомнил, что и он когда-то неплохим стрелком был, сорвал лук с плеча, да и пустил стрелу в белого голубя и ранил того в крыло. А знать того не знал, что то пэри – хозяин озера Кульмаметьевского – обличье голубя принял и над владеньями своими летал, за порядком наблюдал. Нельзя приезжему человеку в чужих краях так себя вести, стрелять в кого ни попадя без особой на то нужды, словно конь без узды. Не столько сам грех страшен, сколько то, чем он отзовется, когда обратно вернется. Грешному путь вначале широк, да после тесен, тогда хоть кому станет не до песен. А тягаться с пэри не всякому дано, бывает и дураку на свете страшно.

Осердился пэри на Ахмад-бека, решил ему отомстить за то, что тот рану ему нанес, стрелой поразил, едва жизни не лишил. Обернулся он в голубя сизого, опустился на ветку ивовую в глубине кустов, рану быстро словом волшебным залечил-выправил, принялся за обидчиком своим смотреть-подглядывать, чего тот дальше делать станет.

Тут и Малика на бережок вышла, ни о чем не знает, не ведает, идет себе, легонько ступает, цветы для венка собирает. Ахмад-бек ее как увидел, так обо всем на свете позабыл, от удивления рот открыл: такой красоты он сроду не видал, лишь в песнях слыхал. Малика как раз цветочек беленький нашла, песню завела, запела о своей красоте, о давней мечте найти жениха богатого, родом знатного, чтоб у него во дворце жить, первой красавицей на земле слыть.

Как Ахмад-бек песню ту услыхал, то себя не сдержал, выскочил из кустов без всяких слов, к девушке подбежал, за руку взял, да и говорит, спешит, боится, что она в дом от него убежит:

– Дорогая Малика, приехал я издалека, далеко, где лес стоит высоко, как только о красе твоей узнал, вмиг прискакал. Стань моей женой, живи со мной, не дам на тебя и пылинке упасть, будешь есть у меня всласть, носить наряды царские, сказочные, каких в округе ни у кого и нет. Только дай мне скорей ответ: хочешь ли стать мне женой, поедешь ли в дом мой?

Малика как речи такие услыхала, то вся засияла.

– Давно жду-поджидаю такого жениха, чтоб был богат наверняка. Согласна женой твоей стать, тебя с утра до вечера ласкать. А пока поезжай домой да готовь калым дорогой. А как калым насбираешь, тогда и меня сосватаешь.

– Какой же калым мне готовить-собирать, чтоб тебя поскорее женой назвать, девушка краса, черные глаза?

– Сто голов быков, два гурта коров да три стада коней молодых, половина чтоб была из них вороных, да еще два сундука с серебром, да мне шубку соболью при том. – Много еще чего она наговорила, такой калым заломила, что Ахмад-бек уже не рад, что связался, боится как бы без штанов не остаться. Но делать нечего, коль сам напросился, с тем и в обратный путь пустился.

А пэри, что в кустах спрятался, о всем том подслушал-выведал и думку черную задумал, как обидчику своему отомстить, его враз и богатства и невесты лишить.

Пришел срок, и снарядил Ахмад-бек калым великий, все как Малика просила, ни о чем не забыл. Гонят слуги в юрты Кульмаметьевские сто голов быков, два гурта коров, три стада коней вороных мастей, на телегах сундуки с серебром везут, следом сваты с шубой собольей идут. Добрались они до переправы, решили дорогу узнать, как им лучше идти, чтоб быстрей до тех юрт дойти. Глядь, а откуда ни возьмись на берегу старикашка, рваная рубашка, в засаленном халате у переправы стоит, на них из-под белых бровей глядит.

Ну, один из слуг ему и велел-приказал, чтоб старик им ближнюю дорогу показал. Ладно, вроде все вышло складно, переправились через речку-ручеек, свернули в ближний лесок по старика разумению, по собственному хотению. А того и не ведали, не знали, что самого пэри повстречали. Он их и направил в сторону чужую, совсем другую. Только они в лес зашли, как со всех сторон волки завыли да буря-ураган налетела, начала все вокруг крушить, деревья валить. Пока слуги от непогоды укрывались, быки да кони в разные стороны разбежались, а коровы в болото попали, чуть там не пропали. А шубку соболью ветер-ураган наверх ели поднял-забросил, пусть медведь ее носит. Бросились слуги в страхе врассыпную бежать, ураган проклинать, о добре хозяйском забыли, все в болоте и кинули.

Только и того пэри мало, что погулял всласть, решил он и Малику украсть. Обернулся голубем сизым, к дому Малики подлетел, на наличник сел, слушает, о чем там, внутри, говорят, чего делать хотят. А старый Фирас дочери, как себя вести, наказывает, ни о чем худом не думает:

– Завтра с утра поедешь на лодке к сестре старшей, чтоб она тебе обновку к свадьбе сшила-справила, как положено все обставила. Давно у меня на то доброй материи отрез припасен и мешочек бисера при нем. Пока Ахмад-бек калым соберет, к нам пришлет, ты уж готова будь как-нибудь.

– Лучше бы сестра к нам приехала сама из своего далека. Не хочу на лодке плыть, руки в воде мочить.

Принялись отец с матерью ее уламывать-уговаривать, на поездку настраивать. Едва сговорили, но все миром решили.

Вот утром на день следующий села Малика в лодку вместе с подружкой, соседской девушкой, взялись за веслица тихонечко, погребли полегонечку. Как от деревни чуть отплыли, за мыс крутой завернули, тут пэри вихрем на них налетел, весла из рук вырвал, далеко зашвырнул и погнал лодочку в даль дальнюю, в сторону незнакомую. Девушки плачут, кричат, руки заламывают, а толку никакого, коль не знаешь против врага заветного слова. Гнал пэри лодочку сперва по Иртышу-реке, потом по малой речушечке. Лишь кусты мимо них мелькают да утки серые из камышей вспархивают, испуганно крякают. Наконец в озеро лодка вплыла, въехала, полетела, словно под парусом, озерную гладь режет, девушек все дальше от дома уносит. Пригнал их вихрь к другому берегу, куда люди сроду не заходили, не забредали, судьбу не испытывали. Подняли девушки глаза, глянули, а перед ними на высоком бугре дворец стоит красоты невиданной: столбы, что крышу держат, резные, точеные, двери цветами чудными расписаны, крыша медью покрыта, серебряными узорами изукрашена. Тут сам пэри в молодца статного обернулся, к лодке по мосткам спустился, широко улыбается, низко кланяется:

– Добро ко мне в дом пожаловать, кушанья разные отведать, со мной побеседовать.

– Кто таков будешь, добрый молодец? Отчего мы тебя раньше не знали, в наших краях не видали? – Девушки его спрашивают, приглядываются, не знают, бояться им или радоваться.

– Я хозяин всех здешних озер и речек больших и малых. Один живу, иной родни не знаю, к себе гостей особо не приглашаю. Но вам рад, во дворец мой проходите, со мной трапезу разделите.