Теплые штаны для вашей мами - Дина Рубина

Слушайте, в конце-то концов: у нас обоих отменное чувство юмора и работа такого сорта, которая требует целодневного молчания. И если, будучи в браке третий десяток лет, мы предпочитаем ездить повсюду вместе, то это и есть своеобразная… ну, не клятва, но залог… ну, не вечной, но прочной, застарелой… ну… любви, да.

– Почему мы все время ищем новую любовь? Является ли любовь оправданием измен?

– «Мы» – это кто? Я, знаете ли, писатель, слово «мы» не люблю еще с пионерских времен и школьных лагерей. Для меня вообще понятия «мы» не существует. Каждый человек сам себе сценарист своей судьбы. Кто-то ищет все новой и новой любви, кто-то всю жизнь трясется над одной-единственной, как Скупой рыцарь. Кто-то разбивается о первую и больше уже ничего не ищет…

Является ли любовь оправданием чего бы то ни было? Не знаю. Любовь самоценна, она не оправдание, не цель, не средство. Не забудьте, что это – сущность, на которой зиждятся все великие религии. Все зависит от наполнения, от напора, от накала любви. Так, слабая лампочка едва освещает подворотню, а сильный прожектор маяка ведет корабли в бухту. Чего достойна та или иная любовь – определяет, как правило, время. Чему она является оправданием – скрыто, как правило, в таинственных хитросплетениях судеб.

– Является ли творчество альтернативой любви?

– О, да, да, да!

Особенно с годами… Это и есть своего рода любовь, причем такая сильная, что при полной отдаче «проклятью белого листа» на любовь к мужчине и сил-то уже не остается. Это интрига, борьба, ненависть, пораженье, победа… – все как в любви и даже полнее, цельнее, потому что партнер – это тоже вы, только в другой ипостаси.

Во всяком случае, единственный соперник, к которому меня ревнует мой муж, это мое писательское одиночество над каждой следующей страницей.

– Банальный вопрос, и все же: что такое для Вас любовь – вчера, сегодня и завтра?

– Для меня любовь – вчера, сегодня и завтра – материал для будущей книги. И не только моя любовь, и не только любовь, а все вообще, что со мной и с миром вокруг меня происходит. Моя душа, мое тело, мой муж, мои дети, мои близкие и неблизкие, мои враги, моя вселенная, короче: моя единственная жизнь вчера, сегодня и завтра – материал для будущей книги.

«У художника нет личной жизни, он прячет ее, заставляя нас обращаться к его книгам, если нам взбредет вдруг в голову искать истинный источник его чувств. Все его изыскания в области секса, социологии, религии и т. д. – лишь ширма, за ней же только и всего – человек, страдающий нестерпимо оттого, что нет в мире места нежности».

Это написал замечательный писатель Лоренс Даррелл в своем романе «Жюстин».

Мне нечего к этому добавить.

Чтобы быть художником, надо быть одновременно святым и бешеным.

Эмиль Антуан Бурдель

– Вы теперь довольно часто бываете в России. Какое впечатление остается от этих визитов? «Больше не приеду», «какой ужас», «как жаль, что я уехала», «скоро приеду снова», «наконец-то домой, как я устала»?

– Все, что вы перечислили, плюс еще десятка два в корне противоречивых эмоций – как обычно у человека.

Нет, знаете, в России мне всегда интересно, всегда здорово, всегда пир для писательского глаза и уха – и весело, и страшно, и трогательно, и смешно.

Картинки по теме:

Подсмотренная сценка в московском метро.

Старичок – худенький, маленький, еле-еле душа в теле, впалые склеротические щеки, ввалившиеся глаза. Вид совершенно помойный: какая-то затертая телогрейка, обвисшие ватные штаны.

И через каждые две-три минуты дрожащим тенорком он выкрикивает:

– Дорогие соотечественники! Будем уважать и любить отчизну! Не мусорите, не загрязняйте леса, озера, реки! Пусть все будет вокруг красиво, и мы будем красивые сами…

Пассажиры скучнеют лицами, отворачиваются, смотрят в черноту окон, опускают глаза. Старичок вроде ничего не просит, но как же надоели эти пророческие вопли в метро!

– Земляки, дорогие! Будем бережны к своей родине прекрасной! Будем оберегать ее поля-леса-просторы… Когда вокруг природа прекрасна, то и сами мы будем лучше, чище, вежливей…

На минутку он замолкает, откашливается, потом с новой взъяренной силой начинает свою проповедь:

– Парни, парни, это в наших силах – родину прекрасную сберечь!.. Не допускать, чтобы мусорили, загрязняли водоемы, леса и поляны. – Голос его взбирается все выше, интонация становится угрожающей: – А если кто намусорит, набезобразит… тогда мордой евонной в евонное говно!

Ну?! Какая нравственная мощь. Как не восхититься?!

Или еще один забавный случай.

Шли Саша Окунь с Борисом по Гоголевскому бульвару.

С противоположной стороны к ним за милостыней кинулась бойкая старушенция, одна из тех хватких старушек, которые мотыляются где попало в поисках копейки. Сашка подал ей щедрую милостыню и сказал:

– Бабуль, что ж ты бегаешь через дорогу взад-вперед, ты уж стой на одном месте, а то мало ли чего! Еще, не дай бог, задавят.

Она ответила:

– Спасибо, сынок, за душевность. А тебе я желаю, чтоб если задавит тебя, то сразу насмерть. Чтоб не мучился!

Сашка даже застонал от восторга: сколько народной философии в этом пожелании от всей души! Прямо как в песне: «Если смерти, то мгновенной…»

Кроме того, я – признаюсь уж в своей тайной страсти – коллекционирую идиотские объявления, забавные этикетки, смешные вырезки из газет. Баловство, конечно, домашние утехи… но раза три подобные перлы попадали в эпиграфы и даже в сами тексты моих вполне серьезных книг. Так вот, Россия – океан безбрежный самых неожиданных приключений в этой области. Что далеко ходить: купила в булочной неподалеку бублик для мужа, на нем ценник: «Мелочное изделие в виде бублика».

А в метро видела объявление – такому-то депо требуются мужчины: электромеханики, сварщики, водители. И ниже набрано текстом помельче: и женщины для ремонта таких-то механизмов. Ну, разве не прелесть? Женщины нужны не для чего-то иного, а для ремонта механизмов! Как можно мимо этого пройти?!

– Не поделитесь какими-то перлами из своей коллекции?

– Ну вот несколько:

«Ешак-матрос» – ценник на плюшевой зебре в магазине игрушек в Коканде.

А это афиша с забора в Виннице:

«Выступает Мария Биешу – чемпион мира по Чио-Чио-Сан».

Табличка из провинциального зоологического музея:

«Голова моржа, ныне живущего».