Сингапурский квартет - Валериан Скворцов

Дроздов сполоснул руки в крохотном умывальнике, включил кофеварку. Привычно ссутулившись, взглянул в окно.

На «психодроме» журналист, задержавшись на минуту, смешил прогуливавшихся Немчин. Клава прикладывала ладони к щекам. Ее муж протягивал Шемякину какие-то деньги.

Консул вернулся в кабинетик.

По регистрационному журналу отпуск Немчинам предстоял через полтора месяца. Свидание Клавы и Севастьянова в «Амбассадоре» ускоряло выезд и превращало его в окончательный отъезд. Приходилось выселять способного дипломата. Но Дроздов не мог подвергать малейшему риску операцию, развивавшуюся вопреки многим опасениям и по фантастически дерзкому замыслу. Шантаж Севастьянова могли начать с Клавы, в Бангкоке.

— Входите! — отозвался он на стук в дверь. — Там кофеварка включена, и питье, верно, сготовилось…

Следовало ещё продумать формулировку для посла.

В прихожей грохнуло. Сильно пахнуло кофе.

— Разбил и пролил?

Шемякин в дверях развел руками.

— Разбил и пролил… Тряпка есть?

Пока варился новый кофе, оба молчали.

— Николай, — сказал журналист, — что такое для тебя Севастьянов? Парень, летевший со мной в Сингапур…

Дроздов осмотрел чашки. У обеих отбились ручки. Он разлил кофе. Отпил и крякнул.

— Человек. Русский человек… А почему такой вопрос?

Пока Шемякин говорил речь в защиту сингапурского бухгалтера, готовившегося к героическому поступку, он не притронулся к кофе.

Дроздов не задавал вопросов и не уточнял деталей. Равнодушно катал чашку без ручки между лопатообразными ладонями.

Бэзил разнервничался. Консула словно подменили. Потом Шемякин сообразил: между дроздовских губ не дымила сигарета.

— Ты курить, что ли, бросил?

— Бросил, — сказал Дроздов. — Хорошо теперь себя чувствую…

Встал, ссутулившись.

— Может, ты думаешь, я выдумал про Севастьянова? — спросил Шемякин.

— Может, и не выдумал…

— Тогда надо что-то для него сделать! Поддержать… А ты зеваешь во весь рот от скуки.

— Сделай…

— Слушай, Николай, ты меня не понял… Парень в одиночку ввязывается в жуткую свалку. Не завтра, так послезавтра… Я чувствую… Нужно помочь. У тебя ведь власть… есть возможность поддержать…

— Вот и поддержи.

— Что значит — поддержи? Не я консул, а ты!

— Вот что, друг мой Бэзил… Я ведь догадливый. Поэтому не дави не меня. Работу, о которой ты здесь хлопочешь, кое-кто сделает… А ты пока задай себе один вопрос и потом сам, самостоятельно, без подсказки консула, ответь на него. Вопрос я тебе сформулирую. Верю ли я, что мой соотечественник Севастьянов коррумпирован преступниками и намеревается, получив от них взятку, скрыться за границей? Прими на себя ответственность… И не лезь с этим ко мне… А то ведь твоя забота смахивает на донос.

Шемякин смолчал. Вскочил, забегал по мезонину.

— А, черт! — вырвалось у него.

— Обрати внимание, здесь учреждение, — сказал Дроздов равнодушно.

— Что же делать? Я как-то сразу не подумал, когда разговаривал с ним в Сингапуре, что он действительно может удариться в оперативные действия… Ведь погибнет же!

— Севастьянов действительно нуждается в сильной поддержке, — сказал Дроздов медленно, взвешивая каждое слово, опасаясь сообщить больше, чем хотелось. — Но не здесь, в Бангкоке или в Сингапуре… Он будет нуждаться в помощи в Москве, в своем холдинге, где довольно скоро окажется снова. У них есть решение откомандировать его обратно домой. Хотя севастьяновское начальство, я чувствую, не очень уверено в правильности такого шага… События могут пойти вразнос, и наш бухгалтер окажется в Москве настолько быстро, что не успеет обзавестись свидетельствами своей… своей… как бы тебе сказать…

— Скажи мне, дураку, сделай милость! Попытаюсь как-нибудь понять…

— Позитивной деятельности. Сформулируем так! И не ори на меня. Здесь, как пишут в романах, вопросы задаем мы… А как помочь в Москве Севастьянову, я не знаю. Пока не знаю. Подумай и ты. Давай подумаем вместе…

Зазвонил телефон. Дроздов выслушал, повесил трубку и сказал:

— Завканц готовит обед. На первое бульон с яйцом, на второе зразы… Откроет банку с селедочкой. Полтора часа назад я наобедался с одним должностным лицом за казенный счет, есть не хочу. А истраченного дома продукта жаль. Чем выбрасывать, скормим тебе… Ты ведь прыгаешь по региону без жены… Хоть бы нашел какую-нибудь временную азиаточку, что ли! Разрешаю властью консула… Ха!

«Нашел и без твоего разрешения», — подумал Бэзил и сказал:

— Вот что, Николай, поеду-ка я к себе на квартиру, соединюсь с редакцией и попрошу со следующей недели очередной отпуск. По каким обстоятельствам, найду… Как полностью называется московская контора Севастьянова?

— Сначала обед. Какая редакция? Воскресенье сегодня… Кроме дежурных, никого в твоей газете. Рыбу ловят… Вперед, к завканцу! Между прочим, что это за пачку деньжат ты вытянул у Немчин?

Бэзил мрачновато покачал головой.

— Попросили отвезти в Москву. Вернуть… Не могут купить какую-то ювелирку, или не решаются взять ответственность, не знаю… Я бы тоже не стал брать на себя ответственность… Две тысячи долларов, на конверте написано, кому отдать в Москве. Это начальник Севастьянова. В его банке.

— Почему они решили, что ты уезжаешь?

— Когда они спросили, не собираюсь ли я вскорости в Москву, я вдруг и решил, что действительно, пожалуй, нужно ехать…

По дороге к «тойоте-крессиде» Дроздов спел про прекрасную маркизу, у которой все хорошо за исключением пустяка. В журналисте он, кажется, не ошибся. Где это сказано: судьба человека — его характер?

Шемякин же подумал, что всю жизнь обречен, наверное, ошибаться в людях из казенных спецконтор. В сущности, Ефим Шлайн подставляет Севастьянова: с его помощью в московском холдинге он выявит и приберет к рукам «крота», а как его финансовый самурай выпутается после этого из свалки с сингапурскими гангстерищами, ему наплевать. Как наплевать на это и Дроздову, который ради Севастьянова не шевельнет и пальцем.

Бэзил выкатил во двор «тойоту», оставленную в посольском гараже перед отъездом в Сингапур и Джакарту.

— На обед к завканцу поеду на своей, чтобы потом сразу к себе, сказал он Дроздову.

Захлопнув дверцу, Шемякин аккуратно переложил купюры из конверта, полученного от Немчин, в бумажник. Уже воткнув ключ зажигания в замок, он вдруг спохватился и вытащил деньги обратно.

Глаз верно подметил: номера новеньких сотенных шли по порядку, начиная с AВ00869953H. Тонкую пачку перетягивала резинка поверх обрывка банковской бандероли с надписью «RNBNY 6th Floor Jardine House Central Hong Kong».