Жизнь Бальзака - Грэм Робб

Помимо интереса, какой представляет предисловие в виде личного манифеста – самой правдоподобной попытки объединить науку и искусство в XIX в., – оно само по себе является шедевром: интеллектуальной биографией Бальзака, историей «Человеческой комедии» от первоначального замысла до того мига, когда «химера» стала «реальностью, с ее тираническими командами, которым надо было подчиняться». Подобно большинству автобиографий, предисловие к «Человеческой комедии» тяготеет к упрощенчеству, пытается сгладить противоречия и представляет своего героя в благоприятном свете. Бальзак написал его в том же страстноделовитом духе, который позволил ему предполагать, будто он может перевоспитать мать, а затем вести счастливую семейную жизнь. Некоторые из его поздних романов практически являются злой пародией на предисловие с его утверждением: «Я рассматриваю как подлинную основу Общества семью, а не индивида»949; но в романах начала 40-х гг. семья всегда побеждает. Битва между порядком и хаосом, умом и глупостью вот-вот начнется, и Бальзак окапывался заранее: «Я только что перечитал Предисловие, которое открывает “Человеческую комедию”, – писал он Эвелине, – и эти двадцать шесть страниц было написать труднее, чем любой роман, так как их выдающееся положение придает им определенную торжественность. Есть что-то пугающее в произнесении нескольких слов в начале такого обширного собрания». Но печатное слово обладает собственной объективной силой. Он продолжал, твердо веря в свои убеждения: «Когда вы прочтете Предисловие, вы больше не спросите, католик ли я и каковы мои убеждения. В наш эклектичный век они слишком ясны»950.

Предисловие к «Человеческой комедии» также знаменовало некую тайну, о которой, скорее всего, нельзя было упоминать в печати. К тому времени, как Бальзак написал предисловие 1842 г., произошло событие, которое обострило все, поставило ясную цель его жизни и, по иронии судьбы, позаботилось о том, чтобы «Человеческая комедия» так и осталась незавершенной. 5 января 1842 г. из России пришло письмо с черной печатью. Бальзак вскрыл конверт и прочел новость, на которую он уже боялся надеяться: 10 ноября скончался Венцеслав Ганский. Исчезла самая большая преграда на пути к счастью. Он схватился за перо: «Милая моя, хотя это событие приближает то, чего я пылко желал почти десять лет, могу признаться перед тобой и перед Богом, что в сердце моем никогда не было ничего, кроме полной покорности судьбе и что, даже в самые жестокие минуты, я никогда не пачкал душу немилосердными желаниями. Нельзя помешать определенным непроизвольным желаниям… Нельзя поддерживать в сердце веру без надежды. Эти два мотива, которые церковь обращает в добродетели, поддерживали меня в моей борьбе. Но я понимаю твои сожаления; они кажутся мне в высшей степени естественными и искренними, особенно после того покровительства, в каком тебе не было отказано».

Теперь, продолжал он, выразив соболезнования по поводу кончины ее долго болевшего мужа, он сможет сказать ей все, о чем до тех пор молчал (наверное, он имел в виду, что его признания в любви станут более подробными и более страстными). Как только он приведет в порядок свои дела, он приедет в Россию; он, возможно, даже попросит российское гражданство и подчинится самодержавию. Затем он может основать в Санкт-Петербурге европейский журнал. А пока он будет работать без остановки и спасет имение «Ле Жарди», покупателя на которое пока так и не нашлось. Одно препятствие исчезло, за ним последуют и все остальные: Ламартин придерживает для него «гнилое местечко»951, чтобы он наконец занял место в парламенте и стал достойным своей принцессы.

Письмо от 15 января 1842 г. может служить примером самого бодрого письма с выражением соболезнования. Перед лицом новой надежды все его опасения улетучились. Он стал писать Эвелине чаще; в его письмах меньше упреков и неизменна главная тема: брак. Скоро ему исполнится сорок три года, а Эвелине, насколько ему было известно, было около тридцати пяти, но у них впереди еще много времени. Они вместе встретят старость. Все его романы должны составить один труд, все его действия имеют перед собой ту же цель, и все его мечты должны сбыться одновременно.

Эвелина, которая находилась в двух тысячах миль от него, не в состоянии была оценить простоту ситуации. Когда пришло письмо Бальзака, Венцеслав уже два месяца был мертв. Эвелина начала новую жизнь и открывала такие стороны самой себя, которые до тех пор скрывал брак. Помимо того, прошло почти семь лет с тех пор, как она в последний раз видела Оноре, и она вовсе не была уверена в том, какую роль отведет ему в своем будущем. Ее новые взгляды выражены в чудом сохранившемся дневнике, который она вела в тот период. Эвелина вела дневник по-французски – ради обучения дочери, и, хотя большинство подробностей по-прежнему приходится расшифровывать по версии Бальзака, дневник позволяет нам зайти за зеркало его писем и ненадолго увидеть Эвелину такой, какой она сама себя представляла952.

Ее первой реакцией было отсрочить его приезд. У нее имелись практические проблемы, которые, как она, наверное, считала, ее французский возлюбленный, с его долгами и многочисленными замыслами, лишь обострит. Кузен Венцеслава Ганского, прикованный к постели скряга-миллионер, который хотел оставить свое состояние Анне Ганской, пытался добиться судебного запрета, который не позволил бы имению перейти в руки меркантильного французского писателя953. Даже без судебного процесса Эвелина рисковала потерять имение: она была полькой, не православной, и все прекрасно знали о ее привязанности к иностранцу. В миг отчаяния она подумывала о том, чтобы уйти в монастырь, и даже писала своему «Норе», что он теперь свободен и волен поступать, как ему хочется, – фраза, которую он назвал «самым большим совершенным тобой зверством»954. Фраза Эвелины послужила толчком для написания автобиографического романа «Альбер Саварюс» (Albert Savarus). По словам рассказчика, герой романа подражает «некоторым современным писателям, которые, из-за недостатка воображения, стремятся писать о собственных радостях и печалях или о таинственных событиях в их жизни»955. Подобно своему герою, Бальзак видел, что истинная цель всей его жизни исчезла, его политические амбиции, если смотреть на них в ретроспективе, оказались напрасной тратой времени. Кроме того, его беспокоило собственное здоровье. В марте 1842 г. от сердечного приступа умер Стендаль, и роман полон отсылок к его творчеству. «Альбер Саварюс» стал автобиографией, действие которой происходило в будущем. Бальзак предвидел, что угаснет, «как посланник Античности», который доставляет свое послание и умирает956: «Через семь лет мне исполнится пятьдесят. Стоит ли моя жизнь того, чтобы так беспокоиться? Я буду отработанной силой»957.

«Альбер Саварюс» стал отчаянной мольбой, направленной к Эвелине, не выдергивать у него из-под ног ковер-самолет и – может быть, еще один пример «непроизвольных желаний» – литературной местью «тетушке» Розали958, которая всеми силами пыталась помешать своей маленькой кузине Эвелине переехать в Париж. Для Розали Париж оставался городом полным кровожадных революционеров, которые в 1794 г. гильотинировали ее мать. Бальзак считал Розали олицетворением зла: она передавала Эвелине все сплетни, ходившие о нем. В «Альбере Саварюсе» есть персонаж по имени Розали, которой, в отличие от Розали настоящей, удается разрушить матримониальные планы героя. В конце романа Бальзак отправляет Розали на пароход, который плывет по Луаре и взрывается; она теряет правую руку, левую ногу, лицо ее обезображено, здоровье подорвано, и остаток дней она проводит в монастыре.