Школа обольщения - Джудит Крэнц

—Я?

— Конечно. Вам ведь до смерти туда хочется. Это не просто гротескно, это Дантов ад в изображении Босха, доработанный Дали; добавим сюда графические циклы Жоржа Гроса, а если смотреть с моря — чистый Дюфи. Сьюзен меня изумляет. Вы проехали девять тысяч километров, чтобы попасть в самый выдающийся в мире цирк, а она слишком привередлива — утонченная персона, чтобы ступить в зал. Но я не думаю, что вы такая же.

— «Утонченная» — не то слово, которое мне приходилось слышать в отношении себя.

— А какие слова употребляют применительно к вам?

— Представьте, понятия не имею. Я не приманку вам выставляю, я правда не знаю.

— Давайте пойдем путем исключения. Для начала: не утонченная и не кокетливая. Не дурнушка и не серая мышка. Не глупая, но и не очень самоуверенная. Не инфантильная, но и не вполне взрослая. Не слишком веселая, но и не меланхоличная. Возможно — да, я уверен, — чуть-чуть застенчивая.

— Перестаньте!

— Вам не нравится, когда о вас говорят?

— Не в этом дело. Вы меня смущаете.

— Почему?

— Все это ваши сиюминутные ощущения. Мы знакомы всего час.

— А я предположил нечто такое, с чем вы не согласны?

— Да нет же. Это как раз мне и не нравится. Я надеялась, что я более загадочная дама. — Вот теперь я действительно вытащила приманку, подумала Билли, злясь на себя.

— Но для меня вы — тайна. Я говорю только о некоторых очевидных чертах, которые заметил. Моя профессия предполагает виденье подобного рода, будто вы персонаж сценария. При разработке сценария, давая абрис натуры, мы пишем примерно так: «Билли Айкхорн — красивая богатая молодая вдова, не имеющая серьезного дела в жизни; она приезжает на Каннский кинофестиваль с подругой в надежде развеяться…» Мы создаем такой образ и из этого исходим. Но это вовсе не значит, что мы действительно знаем ее сущность, побуждения, оттенки. Кое-что выясняется из сценария, кое-что открывает актриса, которую мы выбираем на роль Билли Айкхорн, она может привнести в образ свои черты, штрихи к портрету. А остальное довершат зрители: в понятие «богатая молодая вдова» каждый вкладывает что-то свое. Посему вы по-прежнему остаетесь загадочной фигурой.

— Всего три строчки в сценарии?

— Иногда больше. В конце концов, Билли Айкхорн играть вам.

— Но я и есть Билли Айкхорн!

— Бывает, что это одно и то же…

— О, это старая песня о том, что каждый якобы играет роль, — презрительно сказала она.

— Нет. — Он воздержался от объяснений и искусно сменил тему.

Ничто не могло бы вызвать у Билли больший интерес, и Вито хорошо это знал. Он просто позволил своим экстрасенсорным способностям увести себя в определенном направлении. Его планы относительно Билли не шли дальше развлечений. Он испытал удовольствие при мысли, что хоть на день из озорства утащит Билли из чрезмерно рафинированного окружения Сьюзен Арви. Его, как труженика, оскорбляло, что кто-то мнит себя чересчур благородным, чтобы хоть мыском ноги ступить на ярмарочный фестиваль. И потом… Билли так красива.

Билли спряталась за «уинтропским» выражением лица — наследственное высокомерие, глаза чуть полуприкрыты, — чтобы Вито не смог прочесть ее истинных мыслей о перспективе провести завтрашний день с ним. С той минуты, как их познакомили, она поняла, что он виртуоз. Она поняла бы это, даже не видя ни одного его фильма. В нем безошибочно угадывался человек, выходящий за рамки обычного, личность, которая не тратит времени на раздумья о нужности своей работы, а просто идет и делает ее, порывистый, бесстрашный. Сначала ей показалось, что крупный аристократический нос, полные, резко очерченные губы, густые вьющиеся волосы напоминают классического римлянина со статуй Донателло. Но он излучал энергию, присущую лишь живущим в двадцатом веке, целеустремленность, пренебрегающую правилами, естественную и деятельную. Обаяние — просто одно из проявлений энергии, подумалось ей.

На следующее утро Вито заехал за Билли. Она, конечно, бывала в Канне и раньше — у них с Эллисом была вилла на Кап-Феррате, в районе миллионеров вблизи Болью, но в период своего пребывания там они наезжали в город всего раз или два, когда хотели прикупить что-нибудь в местных филиалах лучших парижских магазинов или добыть для Эллиса его любимые засахаренные каштаны. Они жили на вилле всего месяц, ранней весной или поздней осенью, до начала или после окончания туристского сезона, и самым отчетливым воспоминанием Билли о Канне была вереница огромных полупустых отелей, окаймлявших широкую Корниш, уходившую от каменистого пляжа.

Воспользовавшись магическим действием щедрых чаевых, которые он на протяжении пятнадцати лет давал одному и тому же официанту, Вито заказал столик на террасе «Карлтона» и дал Билли возможность оглядеться. На далекое расстояние вокруг она увидела тысячи людей, клубящихся, словно пчелы, в невообразимом танце, однако при этом все выглядели весьма целеустремленными и деловито спешащими. Никто не бросил хоть один взгляд через пляж на море, где на воде играли солнечные блики. Никто не любовался нарядной шеренгой флагов всех стран, развевавшихся на высоких белых флагштоках вдоль Круазетт. То тут, то там нетерпеливые толпы обтекали островки людей, остановившихся посреди проезжей части или на ступеньках, ведших на террасу, и, казалось, увлеченных чрезвычайно серьезными беседами. Широкая Корниш покрылась лентой неподвижных, яростно гудевших автомобилей. Зрелище отчасти напоминало Центральный вокзал в часы пик, отчасти — тысячеголовую толпу зрителей на стадионе, перед началом крупнейшей игры сезона, отчасти — зал Фондовой биржи в день жарких торгов. А сверху на всю суету взирало яркое, спокойное средиземноморское небо, но погруженная в свои заботы толпа его не замечала.

— Впечатляет, правда? — наконец спросил Вито.

— Невероятно, — соглашаясь, улыбнулась Билли. — Я и понятия не имела… Расскажите мне, кто все эти люди. Вы кого-нибудь знаете?

— Некоторых. Вообще-то чересчур многих. Вон тот мужчина в шляпе сделал пятьдесят миллионов долларов, снимая в Японии порнофильмы. Здесь он ищет большегрудых шведских девиц, которые согласились бы на пластическую операцию, чтобы обладать разрезом глаз, как у японок. Затем он тонирует их кожу и приступит к съемкам еще более грязных фильмов, потому что считает, что у японских девушек груди слишком маленькие. А тот, что с ним, привез на продажу пятьдесят шведок, — теперь они торгуются о цене. Высокая блондинка вон за тем столиком на самом деле мужчина. Он ждет свою любовницу, женщину, ассистентку режиссера, которая любит только мужчин в женской одежде. Она тратит сорок тысяч долларов в год, чтобы красиво одевать его. Три араба, что позади нас, прибыли из Кувейта. Они привезли девятьсот миллионов долларов и вооружены мечтой о создании у себя в стране киноиндустрии. Но никто не хочет туда ехать ни за какие деньги. Если они вернутся без киноиндустрии, их могут убить, поэтому они так волнуются. Они всерьез планируют похитить Фрэнсиса Форда Копполу или, на худой конец, Стенли Кубрика, но не уверены, могут ли себе это позволить. Русские вон за тем столиком пытаются раскрутить Джорджа Роя Хилла на повторную постановку «Войны и мира», чтобы сдать в аренду всю свою армию в качестве статистов. Но они явно намерены перенести действие романа в будущее, чтобы использовать еще и военную авиацию, и новые ядерные подлодки…