Роковой романтизм. Эпоха демонов - Евгений Жаринов

Когда же писатель интерпретирует, истолковывает данные факты, такое единство целиком покрывается вымыслом и начинает «работать» на избранное писателем философское построение. И тут эти факты предстают перед нами искаженными, не соответствующими исторической действительности.

Таков, на наш взгляд, характер диалектически противоречивого единства историзма и антиисторизма в романе «Сен-Мар».

Завязкой «Сен-Мара» как трагедии является отъезд молодого Анри д’Эффиа — маркиза Сен-Мара в Париж, где ждет его «успех», быть может, восхождение по сословной лестнице, на вершине которой находится его возлюбленная — принцесса крови Мария Гонзага. И в разговорах за столом, и в последующих эпизодах возникает ощущение опасности, зыбкости мира, пока еще неведомого молодому герою, но чреватого для него гибелью. Различные предзнаменования, сны, приметы, связанные с его отъездом, усиливают предчувствие будущей трагедии. Дальнейшие события развертываются два года спустя, когда Сен-Мар — фаворит короля, одержимый страстью к Марии и ненавистью к кардиналу, решается принять участие в заговоре: случайно он выдает свою тайну и, оставленный вельможными союзниками, изверившийся в любви, вместе со своим другом де Ту идет на казнь.

Роман-фельетон — жанровая разновидность крупной литературной формы: художественное произведение, издаваемое в периодическом печатном издании в течение определенного периода времени в нескольких номерах. Дополнение «фельетон» роман получает благодаря французским издателям Жюльену Луи Жоффруа и Луи-Франсуа Бертену, в 1800 году введшим в их парижскую газету «Journal des Débats» рубрику «feuilleton» (или подвал), в которой публиковалась не попавшая в другие рубрики информация. Впервые роман-фельетон начали издавать во Франции во второй половине 30-х годов XIX века, в ежедневных газетах Эмиля Жирардена «Век и пресса», а также в уже упоминавшемся «Journal des Débats» и ежедневной политической газете «Le Constitutionnel». Начало жанру положили произведения «Графиня Солсбери» А. Дюма (1836), «Старая дева» О. де Бальзака (1836), «Мемуары дьявола» Фредерика Сулье (1837). В 1840-х появились «Парижские тайны» и «Вечный жид» Э. Сю, «Лондонские тайны» и «Полночная расписка» Поля Феваля, «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо» А. Дюма, в этой форме печатался роман Анри Мюрже «Сцены из жизни богемы»; в 1850-х и позднее так публиковались разбойничьи саги Понсона дю Террайля.

Общественная, а вместе с ней и литературная жизнь Франции начиная с 1830-х гг. претерпевает значительные изменения. Появление большого количества разнообразных газет и журналов становится первым признаком зарождения печати. Газеты используются для выражения тех или иных политических взглядов, являются важным инструментом для привлечения электората. Увеличение числа газет создает мощную конкуренцию. Кроме того, технический прогресс в области книгопечатания и бумажного производства, а также прогресс в области образования широких кругов общества (в 1833 г. принимается первый закон о всеобщем начальном образовании) способствуют росту числа потенциальных читателей. Это был настоящий расцвет так называемой «книжной цивилизации», когда именно книга была порой единственным источником информации о мире. В связи с ростом потенциального круга читателей и возрастающей ролью прессы в образовании общества, ежедневные газеты стараются составить конкуренцию журналам, они посвящают нижнюю часть страницы, называемую «фельетоном», путевым заметкам и художественному творчеству. Так, в 1836 г. возникает роман-фельетон, «отцом» которого считается Э. де Жирарден. Знаменательной становится дата 1 июля 1836 года, когда Э. де Жирарден и А. Дютак одновременно начинают выпускать газеты «Ла Пресс» и «Ле Сьекль», где публикуют «романы с продолжением». Именно Жирарден и Дютак обращают внимание на жанр романа для своих подвалов. С публикации «Парижских тайн» Э. Сю и «Мемуаров дьявола» Ф. Сулье начинается настоящая фельетонная лихорадка: жизнь самой газеты отныне начинает зависеть от того, какая новая глава «романа с продолжением» появится в очередном номере. Тираж либо возрастал до небес, либо падал. Лидерами в этой гонке были А. Дюма, Э. Сю, Ф. Сулье, П. Феваль, О. де Бальзак. Но газета тем и отличается, что это всегда новость, или даже сенсация, которая взята из непосредственной жизни. Таким образом, благодаря во многом роману-фельетону и его популярности у французского романтизма появляется своя особая специфика, которая в дальнейшем гениально воплотится в творчестве В. Гюго. Н. Берковский в свое время определил эту специфику как «телесность» в отличие от эфемерного романтизма Германии и Англии. Интерес к непосредственным нуждам социальной жизни, к идеям социализма Сен-Симона определил сначала специфику романов-фельетонов, которые превратились в так называемые социальные романы, а затем и романтизм самого В. Гюго с его яркой социальной направленностью, с его урбанистической темой Парижа и особой эстетикой масс. Эпоха романтизма действительно совпала с эпохой появления массового общества. По данным Вернадского, именно в 1800 году население Европы впервые перевалило за 100 миллионов жителей. Произошел неизбежный переход количества в качество, и на историческую арену хлынула огромная человеческая масса, которая, согласно К. Ясперсу, сформулировала иной социальный заказ. К. Ясперс предупреждал против такой романтической очарованности большими массами, в которой был замечен не только великий романтик В. Гюго, но и социальный, во многом утопический, роман-фельетон «Парижские тайны» Э. Сю, с появлением которого и начался самый настоящий бум в истории этого вида литературы. К. Ясперс писал: отныне «каждый, кто хочет обрести значимость, стремится идти в ногу с массами. Некоторые предполагают, что массы куда-то ведут и что истина состоит в том, чтобы знать это и соответственно действовать. Между тем массы сами по себе не обладают свойствами личности; они ничего не знают и ничего не хотят, они лишены содержания и служат орудием того, кто льстит их общим психологическим влечениям и страстям. Люди в массе легко могут потерять голову, предаться опьяняющей возможности стать просто другими, последовать за крысоловом, который ввергнет их в адские бездны. Могут сложиться такие условия, в которых безрассудные массы будут взаимодействовать с манипулирующими ими тиранами».

Но в момент появления во многом знакового романа Э. Сю «Парижские тайны» никто и не предполагал, что масса может представлять из себя что-то негативное. Наоборот, казалось, что изображение непосредственной жизни людей из народа открывает новые доселе неведомые горизонты. Романтики стояли над толпой, но без толпы они себя просто не мыслили. Основная антитеза романтизма: яркая личность и безликая масса словно дополняли друг друга, как пресловутое гегелевское «единство и борьба противоположностей». Многие диктаторы в своем собственном самоощущении воспринимали себя как исключительные личности. Отсюда и берут корни всевозможные культы личности. Стоя над толпой, они должны были повелевать массами, послушно простершимися у их ног. Это и есть романтизм, но уже романтизм в социальной, исторической жизни. И таких романтиков-диктаторов прошлый XX век знает немало. В эпоху же французского романа-фельетона первооткрыватели жизни масс еще о таких последствиях даже и не помышляли. Они, захваченные идеями утопического социализма Сен-Симона, Фурье и Оуэна, в эпоху начинающегося «восстания масс», в самом начале XIX века, с этой массой лишь начинали заигрывать, потому что в это время каждый, «кто хотел обрести значимость, стремился идти в ногу с массами».