Святой Грааль. Во власти священной тайны - Ричард Барбер

Грааль Кине непохож на все прочие его версии: он относится скорее к политической картине Золотого века, восстановить который уже невозможно. По словам вдовы Кине, это — символ «братства народов, цивилизаторской и все-примиряющей миссии Франции, которая питает все народы мира, томимые голодом, и все нации, жаждущие справедливости». Здесь за концепцией Грааля кроется явный идеализм, но — в совершенно новом обличье. Эта новелла представляет собой двойную аллегорию, ибо она, по сути, — резкий выпад против Луи-Наполеона, который, приняв титул Наполеона III, пытался изобразить Вторую империю как возрождение духа эпохи рыцарства. Круглый Стол и Грааль у Кине предстают как напоминание о моральных ценностях республики, которые попрал Наполеон III. Особый интерес «Мерлину-чародею» придает тот факт, что Кине выбрал ар-туровский материал для создания развернутого комментария к современной политической обстановке во Франции, а это означает, что публика была хорошо знакома с подобными материалами.

Подобный же идиосинкразический подход присутствует и в «La Tour d’Ivoire» («Башня из слоновой кости») Виктора де Лапрада, второстепенном создании второстепенного поэта. Это произведение уникально в том отношении, что поиски Святого Грааля приводят героя в башню из слоновой кости, где поселилась последняя волшебница страны фей. Рыцарь, стремящийся найти Грааль, отождествляет ее с поисками волшебного мира, недоступного для простого человечества, которое, по утверждению отшельника, давно вымерло. Однако средневековому рыцарю все же удается выжить; он находит башню из слоновой кости и влюбляется в прекрасную даму, а затем возвращается в мир смертных, будучи наделен силой устанавливать справедливость и защищать слабых. В данном случае за такой неожиданной трактовкой сюжета кроется политический мотив, поскольку Лапрад, как и Кине, предпринимает аллегорический выпад против Второй империи. Грааль в этом контексте становится — по крайней мере у этих двух французских авторов — своего рода абстрактным идеалом политически совершенной силы, которая имеет весьма мало отношения к своим средневековым истокам.

Для англоязычных читателей публикация трех изданий «Morte d’ Arthur» в 1816 и 1817 гг. вновь распахнула врата в мир артуровских легенд. Два из этих изданий были основаны на издании 1634 г., изобиловавшем ошибками; третье же, подготовленное поэтом Робертом Саути[347], воспроизводило первое издание Кэкстона, но представляло собой роскошные книги, выпущенные тиражом всего 300 экземпляров. Тем не менее книга была доступна и поступила в свободную продажу; ее весьма охотно приобретали читатели, которым интерес к подобной тематике привили многочисленные издания Вальтера Скотта. В первые десятилетия XIX в. к старинным романам проявляли интерес поэты и художники, искавшие материалы для своих творений. Однако они понимали, что широкая публика не слишком хорошо знакома с этими памятниками. В 1852 г. вышла поэма Мэтью Арнольда[348] о Тристане; когда потребовалось второе издание, автор поместил в книге предисловие, в коем он поместил краткое изложение сюжета старинной легенды для удобства читателей, которые, как он выяснил, имели о ней весьма смутное представление. Изложения легенды о Тристане выходили в трех обзорах английской литературы за период с 1774 по 1814 г., и в «Библиотеке Бона» — серии дешевых изданий, пользовавшихся широким спросом, были изданы «Образцы ранних английских романов в стихах» Джорджа Эллиса[349].

Это возрождение интереса к артуровским легендам привлекало внимание не только поэтов, но и художников, и средневековые истории очень скоро оказались в центре внимания британского национального самосознания, став необходимым дополнением к героическому прошлому самонадеянной и преуспевающей эпохи. В вышедшем в 1842 г. сборнике «Стихотворения» Альфреда Теннисона[350] были опубликованы четыре стихотворения на артуровские сюжеты, и среди них — «Сэр Галахад». Это стихотворение было создано в начале 1834 г. и представляет собой нарочито простую, даже упрощенную трактовку характера Галахада. Начальная часть перекликается с поэмами Вальтера Скотта, а общая атмосфера напоминает дух «Камня чести, или Правил для английского джентльмена» Кенельма Дигби[351] — произведения, которое было опубликовано в Лондоне в 1822 г. и пользовалось огромным успехом. Оно воскрешало идеальный век рыцарства и являло собой одну из попыток возрождения рыцарских турниров, кульминацией которых стал трагический турнир, состоявшийся в 1839 г. в Эглинтоне, Шотландия. Мысль о том, что рыцарский дух имел определяющее значение для морали и нравов джентльмена викторианской эпохи, очень важна для понимания причин невиданного успеха и притягательности поэзии Теннисона. В «Сэре Галахаде» Теннисон переносит акцент на доблесть Галахада и в первую очередь — на его целомудрие. Это имеет крайне важное значение для оценки Теннисоном образа Галахада; в 1833 г. он заметил в беседе с другом, что собирается написать «Балладу о сэре Ланселоте» (так и оставшуюся ненаписанной), в которой хочет покончить с Ланселотом, мчащимся вместе с Гвиневрой в свой замок Веселая Стража[352]. Ланселот встречает Галахада: «его собственный сын [образец целомудрия] проезжает мимо; он узнаёт отца, но не заговаривает с ним, а, потупившись, продолжает свой путы. Галахад хранит свое сердце в чистоте «посредством веры и молитвы» и вознагражден за это видением «некой таинственной часовни», где незримые руки совершают таинство мессы. Грааль также фигурирует в этом видении, но — в другом контексте: