Северные сказки. Книга 1 - Николай Евгеньевич Ончуков

а я понесу комель». Ну, этот хозяин поднял сосну на плече. «Ну, давай, — скае, — роботник». А он скае: «Ты назад не поглядывай, хозяин». А роботник сел на этот комелёк, песни и поёт (сел на комель). Ну, нёс, нёс и потом принёс уже к фатерке, своей и живленью. Ну, и роботник скрычал: «Ронь, хозяин» (рой эту осину с плеча). Он кинул соснищо цельнее: «Будет дров». Ну, приходят в фатерку, там старуха одна в фатерки. Ну, хозяйка там их накормила, и хозяин хозяйки говорит: «Ну, хозяйка, скае, старуха, на роботника мы попали, переведёт он нас, потому што я вершинку нёс дровины, а он комель несёт и песни поёт». — «Ну ладно, делать нечего, — скае, — уже такого нанял, так что же заведёшь». Ну, утром (тую ночь, значит, ночевали, проспали) посылают его на пашню пахать. Ну, роботнику назначили, што есть тиби вот эстолько, запаши и домой. Ну, он бороздудви оставляет, так махал, махал и до обеда кончил подряд. Ну, приходит к фатерки да и слушаэт, у дверей слушаэт. Оны говорят со старухой: «Надо, как хошь, перевесь роботника, а то нам беда», — скаже. Он и мах в фатерку эту; он и двери, знаэшь, отворил. «Ну, што роботник? — хозяин спрашиваэ. — Ну, што, роботник, запахал?» — скае. «Запахал. Што ты мало дела дал мени, скае, што же без дела буду ноньче ходить полдня». — «Ну, сядь пообедай, скае, а потом отдохнешь». — «Ну, ладно, давай обедать», — скае. Ну, он пообедал, и послали его спать в сени. «Спать, — скае, — пойди в сени, роботник, там полог есь, там тиби лучше, скае, тут жарко в фатерки». Ну, он шол спать, бытто спит, а сам сел гди-нибудь в уголок и слушаэт (и ни в пологу), што говорят там хозяэва. Ну, а этот хозяин говорит хозяйки: «Ну, што, скае, нам нужно уйти с этого места, а то он нас переведёт, пущай один остаётця тут». Согласились уйти. «Котомочки давай, сложим в котомки припасы, тиби одну и мни, по котомки обым». Ну, сложили котомки, старуха говорит: «Ну, старик, пойдём на двор (в нужник) до ветра». — «И то, отправимся». Потом оны ушли на двор, а этот роботник вывернулся с зауголка и сел в котомку, который себи старик наладил (которую старику нести). Ну, оны со двора пришли. «Ну, старичёк, давай же пойдём, пока, — скае, — спит, так». Ну, котомки за плёцо, да и марш в дорогу. Старик схватил котомку за плёци и старуха также, вместях и пошли, значит. Ну, шли, шли... дорогой и уж устали, значит. Ну, старушка скае: «Сядем, старик, хошь отдохнём маленько». Ну, и он, старик, говорит: «Давай сядем». Только начали садитця, они говорит: «Што за отдох», — скае. Он и думаэ, знаешь, вслед бежит, встали и пустились бежать. «Што за беда, — скае, — не уйдёшь от него». Потом шли, шли, ну и роботник видит, што они устали, пускай отдохнут. Ну, сели, потом сняли с плеч, клали в сторонку, там, вишь, закусили или нет, не знаю, и свалились. Этот роботник с котомки и выходит вон, быдто к ним пришол, и говорит: «Вставайтя, пойдемтя опеть вперёд». Оны испугались, давай, делать нечего, выстали опеть и давай ити. Шли, шли, и он сзади тихонько идёт, видит, што они устали, одва идут. Подходят, стала и ночь заломитця. Приходят в место такое — яма большая, досюль выкопана, смолу, видно, курили. Оны круг ямы и розвалились спать. Ну, выдумка у старухи и старика такая: «Ну, положим его на край около ямы, а самы подальше». Его пёхнуть ладят ночью. Ну, роботник и лёг, не отпераэтця роботник, на крайчик и лёг. Ну, а потом, когда оны заснули, он шол с этого места, сам в серёдку лёг, а старуха на крайчик сделалась, старуху подвинул на крайчик и стал старика будить. «Старичок, старичок, толнем, — скае, — роботника» (по старушьи говорит). Встали и толнули старуху. Ну, этот роботник вскочил и говорит: «Куды ты нонь старуху клал, я тебя докажу, скае, под суд всё ровно отдам» (там, видно, суда были). Ну, а он ему всё денег не отдавал триста рублей, за которыми был ряжен. «Ну, ладно, скае, отдам под суд». — «Ну вот, скае, роботник, я тебе дам триста рублей, роботничок, не подавай, не подавай никуды, вот тебе жалование триста рублей за полгода». А он ощо просит за полгода, ну, значит, за уважение, штоб не сказать. Ну, он и согласился, этот хозяин, отдал шессот рублей. Ну, потом, значит, роспростились с этим чортом, он в своэ место пошол, а чорт остался, и потом заходит к этой вдовы, гди прежде коров пасти нанявши был. Приходит к этой вдовы и спрашиват: «Што, тётушка, смерно ли ходит у тебя скотина поели этого пастуха, смерно ль ходи?» — «Ну, спаси Господи и помилуй, ни одна шерстинка не потерялась» (а раньше кажный день пропадала). Эта вдовка ещё его денег наградила и отправила. И сказка кончилась.

124

Смел да удал[77]

Досюль ходил Заонежской мужик тестянник, по городу ходил. День ходит, просит борця против молодця, рука нога ломить, глаз вон воротить. И другой ходит тоже по городу, тоже крычит: «Дайте борыщ против молодця, рука нога ломить, глаз вон воротить». Приходит на третий день, тоже просит борця против молодця, рука-нога ломить, глаз вон воротить. Потом выходит из лабазу старицёк. «Што, — говорит, — молодець, просишь, по третий день ходишь?» — «Я прошу борьця против молодця, а никого не сыщетця». — «Пойдём, я тиби борьця дам». Пришол, отпер кожевню и крыкнул меньшого сына: «Меньшой сын, поди сюды, — говорит, — дай, — говорит, — борьця против молодця, новгороцки ряды покажи, а до зёни не опусти». Он и взял как его, да и на колени подержал, потом на пол спустил. Так он и то полчаса без души лежал.

Старик — он как очувьсвовался, — старик говорит: «Ну, што, — говорит, — поборолся. Я, говорит, тоже бывало ездил с братом в чистом поле полякивать (воевать), едем, говорит, а попадаэтця богатырь стречу. Я и говорю брату: "Станем с эстим воевать?" А брат говорит: "Поежжай мимо". А я взял, говорит, черлинный вяз и ударил его по спины, а он и не ворошитця. Потом розогнал коня и другой раз ударил,