Сегодня – позавчера. Испытание огнем - Виталий Храмов

И самое главное изменение – мы теперь воевали на Воронежском фронте. Из предыдущего моего повествования могло показаться, что я действовал как махновец-анархист. Это лишь частично правда. Командование у нас было. Но оно было таким… давало настолько «ценные» указания, что я их игнорировал на свой страх и риск. А вот сейчас всё изменилось. Командующим фронтом Сталин назначил какого-то Ватутина, и видно, что он знал, что делал. Твёрдую руку я почувствовал сразу же. Был вызван к аппарату спецсвязи и пропесочен. Но в конце разговора мне пожелали успеха и стойкости. Я ответил, что служу трудовому народу. Ну, и славненько. Если он нас достал, значит, сумеет наладить управление войсками, взаимосвязанность. Мне показалось, что это сильный командующий. А почему я о нём ничего не помню?

Нам выдалось несколько часов передышки. Если не обращать внимания на обстрелы и налёты авиации. Но мы пополнили боеукладки, заправили баки, пригнали из ремонта несколько машин.

Кстати, про ремонт. Гинзбурга спасли. Инвалидом останется – Прохор не умеет приживлять оторванные по бедро ноги, – но будет жить. И если не сопьётся, будет творить дальше.

Так вот, про ремонт – закончился запас двигателей и орудий. Поэтому на одного «Единорога» вместо ЗиС-3Ш поставили 120-мм миномёт. Ну и пусть долбит с закрытых позиций. Мощнейшее это средство – 120-мм миномёт. И дальность, и мощь заряда (равноценного 122-мм снаряду), а особенно скорострельность были выше всяких похвал. Нам этот один мобильный миномёт заменил батарею 82-мм миномётов. Но закончился запас двигателей и орудий. И держать рембат рядом стало бессмысленно. Отправил их ещё глубже в тыл. Туда же всю технику, которую нечем было ремонтировать. Пусть грузят на платформы и везут в Горький. И трофейную технику – тоже. Может, отремонтируют, может, переделают во что-нибудь.

Собрались на планёрку. Осмотрел оставшихся в строю командиров. Справятся ли с той задачей, что я задумал? А-а, как пойдёт! А вот и Мельник.

– Ну-ка, подь сюда!

Опустил голову, подошёл.

– Я тебе наказывал не ввязываться в бой? Говорил обстрелять и отойти? Так какого ты в атаку повёл людей?

– Мне больше не брать с тебя пример? – глухо спросил он.

Я аж задохнулся от его наглости. Ах, говнюк! Моими же ошибками мне в лицо тычет!

– Грудную клетку к осмотру!

Мельник выпятил грудь, я в неё ударил со всей силы, но Мельник только крякнул. Да, совсем я ослаб! Даже «фанеру» не пробил.

– Встать в строй! Вот гад ты, Мельник! Немцев побил – это, конечно, неплохо. Но боевой группы фактически не стало. А вот это очень плохо! Немцев ещё много, нас всё меньше. Эхе-хе! Ещё и в глаза мне тычет. «Пример»! Вот гад! Мои ошибки перенимает. Нет, не хорошее берёт к учёту, а ошибки! Блин, в следующий раз расстреляю. Да, Кадет?

Миша кивнул забинтованной головой. Осколок мины чиркнул по уху, рассёк его надвое. Зашили, будет теперь ходить, как борец – с изуродованным ухом.

– Ладно, лирическое отступление кончилось, слушаем мои замутки.

А задумал я положить конец штатному составу полка. Вся техника и все люди разбиваются на боевые группы по типу группы Мельника.

– Действовать вам придётся самостоятельно, исходя из своих возможностей и обстановки. Меня может и не стать, штаб накрыть огнём, а вы должны продолжить выполнять свою задачу. Учитесь, братва, воевать самостоятельно. Действовать во взаимосвязи с соседями и тылом, но самим – без оглядки на вышестоящих. Численному превосходству врага мы можем противопоставить только оперативную гибкость. Знаю, непросто, но иначе сотрут в пыль.

Осмотрел командиров. Некоторые озадачены, Кадет и Мельник спокойны.

– Кадет, ты тоже будешь командиром группы. Теперь не будет привычного разделения. Разведка, линия обороны, тыл, обоз, штаб – этого не будет. Каждый из вас станет сам себе и разведка, и штаб, и артподдержка, и основная ударная сила. И тыл. И обоз. За штабом остаётся функция вашей координации, за тылами – доставка снабжения на рубеж обороны.

Начштаба тоже озадачен.

– А воевать вам надо так: крупные силы врага обходить, бить только скоординировав действия через штаб полка с другими группами. Громить мелкие отряды врага, не увязая в бою: удар – отход, снова удар! Маневрировать, крутиться. Жалить, жалить, пока кровью не истечёт. У вас есть «Единороги» – из засады, неожиданным открытием огня он может дел натворить! Если освоите, наладите взаимодействие, научитесь – вы будете неуязвимы, неуловимы и непобедимы. Вот и всё, что я хотел сказать. С Богом, мужики!

Потом была текучка – распределение техники и людей по отрядам.

А потом на нас вышел враг – устроить испытание боем моей замутке со штурмовыми группами. А немец – он довольно требовательный ревизор и суровый экзаменатор.

Опять взрывы, опять снаряды. Опять гибель товарищей, крики раненых. Мат в трубку. Скрип песка на зубах от ярости. Вой реактивных снарядов «Катюш». Огонь, пыль, кровь. И так до вечера.

Но немцу мы так и не дали пройти. Остановили. На минных полях, на изломанной линии окопов, в садах и огородах горели «панцеры» и мои БМП. Поле боя было густо усеяно трупами. И наших бойцов тоже. Мы уже не могли вынести всех. Раненых бы собрать, не оставить врагу.

Сам бой не описываю – я его почти не видел. Всякий желающий найдёт множество его описаний в иных источниках – благодаря тому самому военкору «Красной Звезды», что всё время был в нашем полку, отщёлкал десяток плёнок, а потом подробненько и даже художественно всё это описал, пока лечился в госпитале. У него получилось всё очень красочно и величественно. Прям как про былинных богатырей. «И с ними дядька Черномор», то есть я. У него я и взял описание боя «Илов» с немецкими бомберами.

К вечеру наступательный порыв противника иссяк. Он отошел немного и стал укрепляться на достигнутых рубежах. А мы стали собирать манатки. В 21:00 меня на связь вызвал командующий фронтом. В другой обстановке это было бы приятно – сам комфронтом лично! Какого-то майора, комполка! Но я понимал, что у комфронтом этот самый фронт состоял из таких ошмётков, что ошмётки моего полка были значимой фигурой на его шахматной доске.

Взял трубку, доложил о состоянии дел, запросил разрешения на отход.

– Совсем плохо? Ты, майор, не похож на паникёра.

– Я и не паникую. Прикажете остаться, будем сидеть на месте до утра. Только полка моего больше нет. И обороняться мне нечем. Если сейчас немец поведет в бой хоть десяток танков и батальон пехоты, они прорвутся.

– Понял тебя, майор. Отводи людей к мосту. Постараюсь за ночь усилить тебя. Ты только выживи, Кузьмин.

– Я постараюсь.

Я отдал трубку связисту и сполз на дно окопа. Связист кинулся ко мне, но я помотал головой, и он начал сворачивать свою аппаратуру. Белея свежим бинтом на плече и подвязанной руке, подошёл начштаба.