Зеркала и галактики - Елена Вячеславовна Ворон

сердце дрогнет и вновь заработает. И так несколько раз он экспериментировал: заезжал с разных сторон, затем подождал в отдалении и вернулся… Нервов и здоровья потратил уйму. Так ни с чем и убрался.

На другой день Леон снова подался на космодром. Я уже начал приходить в норму, поэтому ожидал его возвращения на крыльце. Со всей ответственностью, господа, заявляю: краше Изабеллы может быть только любимая женщина. Покой кругом Первого Приюта несказанный, бесконечная благодать. Сам домик белый, одноэтажный, рассчитан на двадцать человек, а перед ним площадка с кострищем посередине. Вокруг кострища – окоренные бревна, чтобы по вечерам сидеть большой компанией.

Приют стоит у подножия горы. Справа дорога, где катается вездеход, а налево по лесистому склону поднимается тропа, по которой мне предстоит отшагать сотню километров. Склон ровный, чистый; среди травы лежат плоские, как оладьи, серые камни. А деревья, со слезами смолы на медовой коре, – каждое, что твоя скульптура. Толстые ветви переплетены, словно деревья устроили конкурс, кто изобразит самую замысловатую фигуру, и на этих ветвях – пучки длинной хвои, точно кисточки.

А из-за первой горы встают другие, повыше, будто поднялась из-под земли армия богатырей в снежных шлемах, да и застыла плечом к плечу. Все кажется очень близким – рукой подать – и манит к себе до боли в груди.

Пока я сидел, наслаждаясь, возвратился мой пилот. Сразу было видно: победитель.

– Максвеллы передают привет! – закричал он, едва открыв дверцу вездехода. Затем подошел и примостился рядом со мной на крыльце. – Они перепугались до одури. Вообразили, будто я прикончил пассажира и теперь удираю. Желают иметь тебя на связи лично и как можно скорей.

– Бобика им лысого. Как обстановка у яхты?

– Лучше вчерашнего, но тяжело. Опять страху натерпелся.

– Тем более черт с ними. Подождут.

– Как скажешь. – Поскучнел мой пилот, в землю глядит. Подобрал прутик и что-то чертит на ступеньке. – Да ладно, – вздохнул. – Все одно с работы вылетать.

– С чего бы?

– С того самого, – буркнул он, а прутик в руке хрустнул и сломался. – Что тебя на тот свет мало-мало не отправил.

– И прекрасно, – обрадовался я. – На эту миллионерскую сволоту работать – себя не уважать.

– Я не на сволоту тружусь, а на агентство космических перевозок. Они-то меня и попрут с волчьим билетом, потому как уже было два нарушения. А тут еще ты со своим Солнечным Бесом – вообще ни в какие ворота не лезет. Из космофлота вылечу со свистом.

Изложил он свои обстоятельства с усмешкой, а я чую – у парня душа кровью исходит.

– Уговорил. Побежали.

Поднялся я, да ноги подвели: чуть не хрястнулся башкой о ступеньки. Спасибо, Леон поймал; Максвеллы у него вмиг на второй план отошли.

– Я, – рычит, – тебе побегу! Так сейчас разбежишься! На неделю под замок посажу.

Долго мы препирались, но в конце концов я настоял на своем.

– Если, – пригрозил, – мы сию минуту не двинем на космодром, ты не только с работы вылетишь, а еще заплатишь мне компенсацию. В свидетели возьму твой диагностер, у него в памяти все как есть записано.

Леон обругал меня, пальцем у виска покрутил и смирился.

Поехали. Дорога до космодрома гладкая, двадцать километров одолели, не заметив. Пилот остановил машину под самой яхтой, чтобы один-единственный прыжок до трапа – и наверх.

– Ну что, Солнечный Заяц, полезли?

– Погоди, Звездный Брат, дай послушать.

Закрыл я глаза, обратился к своим экстрасенсорным способностям. Тихо: корпус вездехода экранирует посторонние излучения. Приоткрыл я дверцу, тонкую щелку сделал. И точно – вливается к нам что-то жуткое, черноватое, душное. Чую: смерть это. И коли сунусь из вездехода наружу, она как пить дать меня достанет. Захлопнул дверцу и размышляю, что дальше предпринять. Надумал.

– Скажи, Звездный Брат: у тебя на борту наркотики есть?

Он поглядел на меня мрачней некуда.

– Не балуюсь и тебе не советую.

– Да мне чуть-чуть.

– Нет ничего! – рассвирепел пилот. – Лезем на борт или назад поворачивать?

– Ну хоть спиртным-то богат? – не отстаю. – Неси сюда. Иначе твой бесценный пассажир так с трапа сверзится, что дух вон. И сам глотни, но чтоб язык не заплетался.

Делать нечего – порскнул мой Леон из вездехода, взлетел по трапу и был таков. Я сижу, озираю плато. С одной стороны – скальная стена вверх, с трех других – обрыв вниз. Дорога под вездеход налажена, гараж для него, а больше никаких следов цивилизации. Разве только где-то маячок стоит, автоматическая система наведения. И над головой небо, да солнце наяривает, слепит блеском снежных шапок.

Вернулся Леон – с малюсенькой фляжечкой. На сиденье плюхнулся, отдувается. Глаза блестят, румянец во всю щеку играет; сам уже принял на грудь. Протягивает мне пузырек:

– Пей. Много не даю.

– Жадоба, – уязвил я его и глотнул.

Боги! Бес Солнечного Зайца! Без яхты чуть на орбиту не вышел. Пилот ржет – забавно ему.

Зато и мне через пару минут стало море по колено. По трапу забрался – как на балкон к любимой женщине запрыгнул, никакого излучения не ощутил. И Леон следом, тоже довольный донельзя.

В рубку ввалились развеселые. Леон вызвал по сверхсвязи Кристину, дождался, когда Герман Максвелл откликнется, и меня в бок толкает: говори, мол. А я не могу. Смех напал – спасу нет. Еле-еле с собой справился и сумел Германа поприветствовать.

– Техада! Наконец-то. – У него явно камень с души свалился. – Как вы там?

– За-амечательно. П-первый сорт. Через два дня преступлю… приступлю выполнять задание.

Он почуял неладное.

– Техада, в чем дело? Вы больны?

– Пьян немножко, – сознался я. – Мы отмечали прибытие.

– Что-о?! – взревел он. – Кто позволил?! – И пошел, и пошел. Где только эдаких слов-то набрался?

Мы с Леоном переглянулись в недоумении, плечами пожали. Кто знал, что принять три капли на Изабелле окажется страшным злом? Насчет выпивки инструкций не было.

Герман выговорился, остыл. Извинился за несдержанность и осведомился:

– Техада, у вас были инциденты с пилотом?

Леон молчит, лицо закаменело.

– Бог миловал, – отвечаю.

– Странно. А мне с его слов показалось…

– Вам показалось. – И, чтобы увести мысли «сурпуга» в сторону, спрашиваю: – Герман, почему нам пить-то нельзя?

Он смутился, помычал невнятное. Затем неохотно сообщил:

– Пилоту можно. А вам, Техада, я бы не советовал – вам камни собирать.

Мои способности от пьянки не зависят, да и не в них как будто дело. Ну, думаю, черт с тобой, своим умом дойду. А Герман продолжает, и тон взял командный:

– Приказ пилоту – немедленно покинуть Изабеллу. А вы, Техада, завтра приступаете к своим обязанностям и с каждого Приюта докладываете. Все ясно?