Дыхание богов - Бернард Вербер

– Я слежу за тем, что происходит с тобой и твоим народом. Мы, боги, всегда с замиранием сердца следим за цивилизациями учеников. Несколько Старших богов болеют за тебя, многие настроены против, но… – Гера улыбается. – Во всяком случае, никто не остался к тебе равнодушен. Мы считаем, что ты очень…

Гера ищет подходящее слово и, не найдя ничего лучше, говорит:

– Ты очень забавный.

Вот повезло. Боги считают, что я забавный бог.

– С развлечениями здесь хуже всего. Как говорил один из ваших философов XXI века, некий Вуди Аллен, «вечность тянется очень долго, особенно под конец».

Она откидывает назад рыжую прядь, упавшую ей на лицо.

– Первые века проходят на автопилоте, запущенном в нашей земной жизни. Мы тратим время на чтение, слушаем музыку, играем, любим друг друга. Но в конце концов все обрастает условностями, все повторяется. Наступает момент, когда, едва перевернув первую страницу книги, ты уже знаешь, что будет в конце. Лишь прозвучит первый аккорд, а ты можешь спеть всю песню. Первый поцелуй, и уже ясно, каким будет расставание. Нечему больше удивляться. Все повторяется.

Я слушаю Геру, но не могу отвести глаз от посаженного на кол Просвещенного. Рядом фотография, на которой какой-то человек стирает со стены изображение рыбы, – вероятно, для того, чтобы нарисовать Просвещенного на колу.

Гера захлопывает книгу «ЗЕМЛЯ-18».

– Ты никогда не испытывал ощущения дежа-вю? Например, глядя на историю «Земли-1»?

Она встает и достает другую книгу. Огромную, похожую на предыдущую, но более древнюю. На ней разноцветными буквами красиво написано «ЗЕМЛЯ-1». Гера переворачивает первые страницы и открывает альбом на серии фотографий разноцветных домов, женщин со сложными прическами и открытой грудью. Мне кажется, я узнаю – это критяне до того, как их завоевали греки.

Гера снова помешивает суп и пробует его. Она видит, что мне тоже хочется, и подает полный половник.

– Не пересолено? – спрашивает она.

Вкус потрясающий. Я страшно голоден, и, может быть, поэтому мне кажется, что этот суп похож на ароматный овощной ликер. Первым чувствуется основной вкус – это тыква, за ним проявляется вкус репчатого лука и лука-порея. Пир для вкусовых рецепторов, ощущающих тончайшие оттенки чабреца, лавра, шалфея, перца. Мои ноздри жадно впитывают аромат.

– Восхитительно.

Я протягиваю тарелку.

– Еще не готово, пусть суп немного настоится.

Гера возвращается к книге о «Земле-1».

– У вас, на «Земле-1», уже была сила D. Ее последователи наступают, убивают, грабят, насилуют, силой обращают в другую веру. Они господствуют. У силы А тоже есть свои приверженцы. Они исследуют, строят порты, открывают торговлю в других странах, прокладывают пути для караванов. Они устанавливают связи.

– А сила N?

– Это те, кто не имеет собственного мнения. Они просто хотят, чтобы их оставили в покое. Они не любят насилие, они бы хотели узнать что-то новое, но страх перед насилием оказывается сильнее. Чаще всего они в конце концов подчиняются силе D. Это логично.

Гера показывает мне фотографию греческого храма.

– Однако у всех был свой шанс. Ты правильно выбрал тотем. Ты знал, что пифия в Дельфах испускала короткие пронзительные крики, подражая дельфинам? А раньше, в самом начале, там действительно был бассейн с дельфином.

Как у моих людей-дельфинов.

Гера листает альбом назад.

– Даже глаз Гора – это изображение дельфина в профиль. Это форма человеческого глаза. Дельфин был символом первых христиан, затем его сменило изображение рыбы. Но еще раньше дельфин был символом первых евреев. Дельфины всегда стремились побороть рабство, они борются против него и поныне, восставая против диктатуры и требуя освобождения человека.

Дельфин, Delphinus, Дельфы. Боже мой, во главе самого страшного движения против дельфинов был А-Дольф. Адольф Гитлер, Анти-Дельфин.

Гера показывает мне снимок из концлагеря. Истощенные люди смотрят в объектив из-за колючей проволоки.

Гера цитирует наизусть:

– Это было во время Второй мировой войны. Один протестантский пастор сказал:

«Когда они начали хватать евреев, я промолчал, потому что не был евреем.

Когда они стали хватать масонов, я промолчал, потому что не был масоном.

Когда они стали хватать демократов, я промолчал, потому что политика меня не интересовала.

И вот они внизу, пришли за мной, и я понимаю, что теперь слишком поздно».

Гера устало поправляет прядь, влажную от пота или пара, поднимающегося над котелком.

– Почему они никогда не видят, откуда приходят беды?

– Потому что верят в то, что им говорят, и не думают сами.

– Не только поэтому, – отвечает Гера. – Им удобно верить в то, что им говорят, потому что они боятся. Нельзя забывать о страхе. Если приходится выбирать, поблагодарить ли того, кто помог, или подчиниться тому, кто грозит расправой, люди редко колеблются. Вспомни, кому ты отдавал полдник? Тому, у кого списывал на экзаменах, или тому, кто угрожал тебе ножом? Всем хочется, чтобы их немедленно оставили в покое.

– Значит, все дело в этом?

– Нет. Есть и другие, еще более странные вещи, которые даже я не могу объяснить. Геббельс, гитлеровский министр пропаганды, говорил примерно следующее: «Когда завоевываешь страну, ее население автоматически делится на тех, кто оказывает сопротивление, тех, кто готов сотрудничать, и огромную массу колеблющихся. Чтобы страна дала себя разграбить, необходимо убедить массу колеблющихся перейти на сторону тех, кто готов сотрудничать, а не тех, кто хочет сопротивляться. Этого очень легко добиться. Достаточно найти козла отпущения и свалить всю вину на него. Это всегда работает».

Гера снимает с огня котелок и наконец наливает мне полную тарелку супа. Я с наслаждением ем. Она протягивает мне кусок хлеб, я впиваюсь в него зубами. Суп теплый, одновременно соленый и сладкий, нежный, тает на языке. Я разделался с хлебом, и Гера протягивает мне еще кусок. Я и ем, и пью этот суп.

– Угощайся. Я хочу, чтобы у тебя хватило сил защищать силу А. Ценности, которые относятся к ней, хрупкие, над ними с разных сторон постоянно нависает опасность. Они нуждаются в защите. Твоя миссия здесь намного важнее, чем ты думаешь.

Снова этот груз ответственности, который я ненавижу. Я бы предпочел умыть руки. Пусть выпутываются без меня.

– Но ведь я уже не могу спуститься и вернуться в игру.

Гера продолжает, словно не слышала того, что я сказал.

– Ты можешь показать, что существует линия развития истории, которая не подчиняется сторонникам силы D.