Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры - Егор Станиславович Холмогоров

могли быть и действительно были естественными посредниками между Богом и материальным миром; потому что материальный мир, создававший и поддерживавший их физическую природу, служил в них целям духовного развития и нравственного усовершенствования, значит — он был участником их жизненного служения Богу, и значит — он вступал через них в живое общение с Богом и одухотворялся в них. Теперь это положение люди уничтожили. Вместо того чтобы быть свободными исполнителями всеобщей цели мирового бытия, они, напротив, сами обратились к помощи мира, чтобы он своими механическими силами осуществил бы за них их предвечное назначение.

Этим неразумным поступком они унизили себя до положения простых вещей мира и обессмыслили всё мировое существование. Ведь на самом деле в пределах материального мира одни только люди являются действительными образами Бога, и в одной только нравственной жизни людей слепой материальный мир может подчиняться разумному закону свободы и может развивать безусловные ценности духовного совершенства. А люди подчинили закон свободы закону механической причинности и поставили своё духовное совершенство в причинную зависимость от употребления каких-то плодов».

Грехопадение и создало тот раскол идеальной и действительно данной природы человека, ту косную механизацию человеческого существования, которая теперь может быть преодолена только Спасителем.

Иисус Христос единственный может исцелить человека — и не потому, что он приходит простить нам провинность перед Богом (юридическое толкование Искупления Несмелов решительно отрицает). Христос — Сын Божий. А стало быть, именно он Творец этого мира и косвенная причина (хотя и не виновник) происхождения зла. Именно Творец находит способ исцелить своё творение. Причина бытия исцеляет болезнь бытия.

Сын Божий — божественное лицо Святой Троицы, принявшее на себя полноту человеческой природы, но не отдельность человеческой личности, а потому соединившее полноту Своей Божественной природы с нашей человеческой. Всё человечество теперь стало участником жизни Бога, всем людям смертью и воскресением Христа дарована причастность к той человеческой природе, которая воскреснет при конце мира.

«Человеческий род и материальный мир могут быть изменены и могут быть преобразованы, но никогда не могут быть уничтожены, — потому именно, что в составе их теперь находится Сам всемогущий Творец бытия».

В. Несмелов очень энергично настаивает на центральном значении идеи воскресения. Приход Христа не может остановить закона смерти, так как бессмертие нынешнего разодранного грехом человека было бы бессмыслицей, бесконечным продлением его больного существования. Идея же бессмертия души не имеет ничего общего с христианским мировидением — душа это не человек, а часть человека, она в посмертии не живет, так как живет, чувствует, познает, мыслит, действует, она лишь в соединении с телом. По смерти ей остается лишь вспоминать образы своей жизни и вздыхать о грехах. Поэтому лишь принесенное Христом воскресение восстанавливает цельного человека, возрожденного к жизни в Боге.

«Со времени Христова воскресения смерть была и могла быть только лишением жизни. Конечно, люди не мирились с этим значением смерти и думали уходить в могилу с надеждой на загробную жизнь своего бессмертного духа. Но загробное существование, во всяком случае, не могло оправдывать этой надежды людей; оно могло лишь исправить естественную ошибку человеческой мысли в определении того значения, которое на самом деле имеет физический организм человека. <…>

По словам апостольского послания, душа умершего на кресте Спасителя не только являлась в печальную темницу человеческих душ, но и возвестила им истину Божия спасения мира (1‐е Петра; 3:18–20). И так как она действительно не осталась в темнице душой умершего человека, а возвратила себе из гроба умершее тело своё, то в проповеди о воскресении Спасителя умершие люди наконец в первый раз могли получить себе прочную надежду и положительное свидетельство, что для них временной была не жизнь, а лишение жизни и что они действительно могут снова образовать из себя мир живых людей.

Эта надежда, конечно, сама по себе составляет творческий элемент жизни, потому что она позволяет духу умершего человека не только вспоминать свою минувшую жизнь, но и создавать представление о своей будущей жизни; в зависимости же от этого представления дух естественно может создавать и воспитывать в себе и новые чувства, и новые желания, т. е. он действительно может создавать себе загробную жизнь…

Умершие именно знают о своей будущей жизни только из проповеди Спасителя и из факта Его воскресения из мертвых, а потому, ожидая себе будущей жизни, они уж не могут, конечно, не думать о всемогущем виновнике её и, стало быть, не могут не иметь определенного отношения к Нему. Ввиду этого, кто ожидает себе будущей жизни как своего спасения от погибели, тот естественно и увидит во Христе, по смерти своей, только своего Спасителя, и потому он может за гробом относиться к Нему лишь с чувством благоговейного поклонения — может молиться Ему, и стремиться к Нему, и соображать все условия своей будущей жизни из познания своего спасения Христом.

Если же кто во свете познания о будущей жизни может ясно увидеть только бесконечный позор своей прошедшей жизни, тот естественно и увидит во Христе только вечного Судью своего, и потому он не может, конечно, ожидать откровения будущей жизни без чувства страха и стыда за своё недостоинство».

При этом, подчеркивает Несмелов, всеобщее воскресение мертвых совершится не ради суда, но Страшный Суд станет следствием воскресения. После того как воскрешенные люди будут восстановлены в своей богоданной природе и встанет вопрос — какое содержание они принесли в эту природу от своей жизни. Бог не для того вытаскивает человека из могилы, чтобы вновь осудить на вечное страдание и смерть, а для того, чтобы даровать человеку вечность, в которой тот оправдается или осудится от дел своих: «Мы и простого грешного человека никогда бы не похвалили за такое, например, дело, как если бы он вынул из могилы труп своего врага, чтобы по всей справедливости воздать ему то, чего он заслужил и не получил во время земной жизни. Тем более, конечно, великому и дивному в любви своей Богу не было бы никакой славы и чести в том, что Он воскресил бы умерших грешников только за тем, чтобы показать над их жалким убожеством свою абсолютную силу и власть. Такого мотива в правосудном Боге, наверное, не может существовать…

Грешники воскреснут не ради того, чтобы получить воздаяние за грехи свои, а наоборот — потому именно они и получат воздаяние за свою грешную жизнь, что они непременно воскреснут из мертвых… несмотря на всю свою грешную жизнь, в силу Христова воскресения они всё-таки являются собственниками вечной природы и, стало быть, необходимо принадлежат вечности».