Военный Петербург эпохи Николая I - Станислав Малышев

Поскольку у одних людей бакенбарды растут лучше, у других хуже, то полковые командиры для единообразия старались собирать в одних ротах солдат с большими усами и бакенбардами, в других с одними усами без бакенбардов, и уже эти последние отращивали только усы. Но в 1841 году, по выражению старого николаевского офицера, «приказано было всем запустить, у кого что есть». Бакенбарды носили довольно высоко, так чтобы они проходили по середине щеки. Для правильного бриться солдат охватывал затылок веревкой, которую брал концами в зубы, и выбривалось все, что находилось ниже веревки. Это изобретение приписывается великому князю Михаилу Павловичу. В гвардии считалось особым щегольством составлять весь караул из людей с одинаковыми усами и бакенбардами и похожими лицами. В 1840-е годы в гвардейских полках уже начали складываться типажи людей, причем пока еще не совсем те, которые установились к концу столетия. Например, в Л.-гв. Финляндском полку в карабинерные роты старались набирать брюнетов высокого роста, в егерские роты — брюнетов среднего роста. Солдатская прическа была очень короткой, волосы отпускали только на висках, чтобы зачесывать их вперед. Отпускать волосы подлинее и стричься в кружок дозволялась одним казакам.

Каска Л.-гв. Конно-Гренадерского полка в 1832–1855 гг.

Офицерам в начале XIX века разрешалось носить усы только в уланских, гусарских и казачьих полках. В 1820 году число этих счастливцев пополнили драгуны, конноегеря, конноартиллеристы и коннопионеры. Остальные могли только завидовать. Правда, на войне усы отпускали даже те, кому их не полагалось, и начальство смотрело на это сквозь пальцы. Но как только война кончалась, снова ужесточались требования к внешнему виду. Наконец, в июне 1832 года, когда войска вернулись из Польского похода, всем офицерам русской армии дозволено было носить усы. С этого же времени они появились и у самого императора, и у великого князя Михаила Павловича.

В николаевскую эпоху царил настоящий культ усов. Они были предметом дамских восторгов и восхищения, тогдашние женщины считали их главным символом воинственной мужской красоты. Ухоженные завитые усы в сочетании с хорошо сидящим мундиром, блеском эполет и звоном шпор покоряли женское сердце. Для каждого офицера его усы были предметом гордости и заботы. Их тщательно расчесывали, подравнивали, завивали колечком, как носил император, или закручивали в виде стрелок. Гражданским чиновникам и неслужащим дворянам ношение усов не дозволялось, Николай I считал их недостойными этой чести и любил говорить, что усы являются украшением военного человека. Один из офицеров того времени вспоминал: «Военных людей на службе и в отставке отличали усы; усы была их привилегия, и никто, кроме них, не смел их отращивать, кроме купцов и простолюдинов, не бривших бород».[228]То есть, если офицер выходил в отставку и больше нигде не служил, то он продолжал носить усы. Но если он переходил в статскую службу, становился чиновником, то лишался этого права.

На рубеже 1820–1830 годов у офицеров постепенно начинают выходить из моды бакенбарды. Уже с середины 1830-х годов большинство военной молодежи носит усы без бакенбардов, а старшее поколение, генералы и полковники, — как с бакенбардами, так и без них. «Стрижка волос по установленной форме имела громадное значение; отступление от форменной прически влекло за собой самые строгие взыскания, не только с нижних чинов, но и с офицеров»,[229]— вспоминал кавалерийский офицер П.В. Жуковский. Прическа для офицеров полагалась вполне одинаковая, немногим длиннее солдатской. В 1820-1830-е годы многие военные франты еще носили на голове тупей — завитый хохолок волос спереди. К концу 1830-х годов он постепенно сходит на нет, зато на висках по-прежнему завивают волосы.

В 1837 году в приказе по Военному ведомству говорилось: «Государь император, находя неприличным подражать странным, нередко достигающим к нам из-за границы обычаям носить волосы с разными неприличными прическами, повелеть соизволил: вменить в обязанность всем начальникам строго смотреть, дабы ни у кого из подчиненных не было прихотливости в прическе волос; чтобы волосы были стрижены единообразно и непременно так, чтобы спереди, на лбу и висках, были не длиннее вершка, а вокруг ушей и на затылке гладко выстрижены, не закрывая ни ушей, ни воротника, и приглажены справа налево. Вместе с тем не допускать никаких странностей в усах и бакенбардах, наблюдая, чтобы первые были не ниже рта, а последние, ежели не сведены с усами, то также не ниже рта, выбривая их на щеках против оного».[230]

При Николае I крайне редко можно было увидеть лысого офицера. Конечно, не потому, что у военных лучше росли волосы, а потому, что в это время имели большое распространение парики и накладки для сокрытия лысины. К такому ухищрению прибегал в пожилом возрасте и сам император.

На рубеже 1840-1850-х годов на портретах и вошедших в моду фотографиях офицеров можно встретить более длинные волосы, чем носили в 1830-е. Это были робкие попытки подражать популярной среди штатских прическе «a la moujik», за которую на военных налагался арест и другие взыскания. С начала 1850-х годов усы стали длиннее и смотрели не в стороны, а больше книзу. Тогда же снова начали входить в моду бакенбарды. Ситуация сложилась противоположная той, что была 15–20 лет назад. Генералы и полковники, выросшие из обер-офицеров 1830-х годов, носили в основном только усы, а щеки брили, как привыкли с молодости. Новое же поколение молодых офицеров отпускало бакенбарды по новой моде — большие, низкие, висячие, нередко соединенные с усами. Особенно сильно они распространились чуть позже, при Александре II.

Таким был внешний облик людей, которым довелось служить и воевать за Россию в николаевскую эпоху. То, что они носили, было не так удобно, как одежда второй половины XIX века. Но это было не просто красиво, это было совершенно в духе своего времени и в России, и в Европе.

Для русской армии длительный мирный период закончился с началом новых революционных потрясений в Европе.

«Наступил 1848 год… революция, вспыхнувшая во Франции и в Италии, а затем в Вене и в Берлине, невольно заинтересовали военное сословие, обещая скорую войну… Войны этой никто не ожидал, она была весьма непопулярна вследствие нерасположенности и неприязни русской армии к австрийской»,[231]— вспоминал офицер гвардейской конной артиллерии Щербачев.

«Зима и весна 1848 года ознаменовались необыкновенными происшествиями и переворотами на западе; после провозглашения республики во Франции вся Германия пришла в неописанное брожение; восстания повторились во всех столицах. В Вене после бегства слабоумного императора в Инспрук все улицы покрылись баррикадами, правительство, так долго сосредоточенное в кабинете Меттерниха, низвергнуто и установлено временное…