Военный Петербург эпохи Николая I - Станислав Малышев

Позже, в январе 1855 года, к странам, воюющим против России, присоединилось даже средиземноморское королевство Сардиния, направив в Крым свой корпус. Наиболее сильное из государств, на которые была раздроблена тогдашняя Италия, Сардиния примкнула к антирусской коалиции в надежде на будущую французскую поддержку в деле объединения итальянских земель.

Крымская война показала, что у России нет союзников. Примечательно, что в ходе всей войны слово «союзники» русские использовали для обозначения врагов, англичан и французов, основной силы антирусского союза.

Известный поэт и дипломат Федор Иванович Тютчев уже в феврале 1854 года писал: «…больше обманывать себя нечего — Россия, по всей вероятности, вступит в схватку с целой Европой. Каким образом это случилось? Каким образом империя, которая в течение 40 лет только и делала, что отрекалась от собственных интересов и предавала их ради пользы и охранения интересов чужих, вдруг оказывается пред лицом огромнейшего заговора? И, однако ж, это было неизбежным. Вопреки всему — рассудку, нравственности, выгоде, вопреки даже инстинкту самосохранения, ужасное столкновение должно произойти. И вызвано это столкновение не одним скаредным эгоизмом Англии, не низкой гнусностью Франции, воплотившейся в авантюризме, и даже не немцами, а чем-то более общим и роковым. Это — вечный антагонизм между тем, что, за неимением других выражений, приходится называть: Запад и Восток».[233]

На этот вопрос через полтора века отвечает современный историк А.И. Тюрин: «Петербургская Россия не хотела быть одинокой. И это было желание не только императора, но и всего образованного класса. Восток лежал в убожестве, его раздирали западные колониальные хищники. Запад, собиравший ресурсы со всего мира, находился на пике могущества, технической, военной и культурной силы. Россия хотела быть вместе с Западом, ощущать себя частью западной цивилизации. Российский правящий и имущий класс не мог отказаться от курса Петра Великого на вхождение в Европу, поскольку и культурно и материально был сформирован этим курсом.

Неустанные попытки России преодолеть изоляцию, участвовать в западных делах как друг, как честный судья были, до поры до времени, оправданы с военностратегической точки зрения. Это помогало стране вступать в коалиции с западными державами и препятствовать консолидации Запада на антироссийских позициях.

Но проблема заключалась в том, что в середине XIX века Запад очень быстро менялся. Сплетение династических, сословных, культурных русско-европейских связей, которые было создано в XVIII веке, играло все меньшую роль, и Европа становилась нам чужой…

Фактически вся огромная работа, проведенная вестернизированной элитой России по вхождению в Европу, пошла насмарку. Новой Европой руководили деньги и национальное тщеславие, с помощью которого денежные мешки подкупали простонародье. Прежняя сословная солидарность благородных персон сменялась национализмом буржуа…

В реальную Европу вместе с капитализмом приходил расизм, чувство превосходства над остальным миром. Для западной публики, шовинистический и джингоистической, русские были ничуть не лучше, чем индусы и китайцы».[234]

Русское общество не верило в возможность войны всей Европы против России. Дипломаты в главе с прозападным министром иностранных дел Нессельроде упустили или не хотели заметить новые тенденции в мировой политике. В честном сознании русского царя, защитника всех православных, не укладывалось, как могут христианские державы, Англия и Франция, воевать против него в союзе с мусульманской Турцией, которая уже давно занималась гонением христиан на подвластных ей территориях, проливая реки христианской крови. Начавшаяся общемировая война, о которой в России было объявлено высочайшим манифестом 15 апреля 1854 года, нанесла русским сильный психологический удар, сломала прежнюю систему представлений о мире.

Английская эскадра вице-адмирала Ч. Непира и французская вице-адмирала А.-Ф. Парсиваль-Дешена вышли из своих портов самой ранней весной, и к лету появились на Балтике, угрожая русским крепостям и Санкт-Петербургу. Вражеские корабли численно и технически превосходили Балтийский флот.

Флагман английского флота военный фрегат «Герцог Веллингтон». Английская гравюра 1855 г.

Почти все военные корабли того времени были оснащены парусами. Но парусники в чистом виде уже считались отжившей разновидностью. На новых кораблях в добавление к парусам стояли паровые машины. Это были пароходо-фрегаты и винтовые корабли. У пароходо-фрегатов машина приводила в действие большие лопастные колеса по бокам корабля. Сочетание полного парусного вооружения и громоздкой машины с малоэффективными колесами мешало постановке мачт и размещению орудий по бортам, делало корабль тяжелым, неуклюжим и уязвимым. Винтовой линейный корабль, также с полным парусным вооружением, имел паровую машину, приводившую в действие гребной винт, находившийся под кормой, который был гораздо выгоднее колес, повышал скорость, маневренность и боеспособность корабля. Это было последним словом в кораблестроении. Вспомогательную роль играли небольшие пароходы и всевозможные мелкие суда, в том числе и гребные.

Основную массу англо-французских кораблей на Балтике составляли пароходо-фрегаты, самой грозной силой были 11 винтовых линкоров. Имелись также и парусники. Русский Балтийский флот состоял в основном из парусников, с небольшим количеством пароходо-фрегатов. Винтовые линкоры в России перед самой войной только начали появляться на Черном море, а на Балтике уже в военное время, в 1854 году, парусный линкор «Выборг» был переоборудован в винтовой.

Исходя из расстановки сил и невозможности противостоять винтовым кораблям в открытом бою, русские адмиралы выбрали оборонительную тактику. Главная цель состояла в защите портов и финских шхер от обстрелов и десантов. Флот был сосредоточен в Кронштадте и Свеаборге. Особенно сильно был укреплен Кронштадт с его фортами, батареями и готовыми к бою кораблями двух дивизий под командованием адмирала Петра Ивановича Рикорда. Рикорд организовал всестороннюю оборону Кронштадта и надежную защиту подходов к нему, впервые создав минноартиллерийскую позицию. Минные постановки впервые были применены в боевых условиях. Батареи по берегам Финского залива еще больше снижали шансы англо-французского флота. За Кронштадтом врага ожидали в полной готовности Невские батареи с дальнобойными пушками. В течение весны они были построены силами солдат гвардейских полков и наемных рабочих на Гутуевском, Галерном, Васильевском, Петровском, Крестовском, Елагином островах и Старой Деревне. Работа велась, начиная с апреля, под руководством наследника цесаревича. Копать ранней весной было невероятно трудно, везде стояли лужи, а земля еще оставалась мерзлой, и ее приходилось откалывать ломами. Места были низменные и часто затопляемые; особенно это сказывалось при рытье пороховых погребов. Император Николай Павлович лично вникал во все вопросы строительства оборонительной линии. Все нижние чины получили денежное вознаграждение.