Светлые воды Тыми - Семён Михайлович Бытовой

вторые сутки до Уськи-Орочской, Наташа, не заходя домой, побежала к Сидоровым. Не застав их дома, села на крылечке и стала ждать. Вскоре из школы пришла Валентина Федоровна.

— Наташа?!

Девушка залилась слезами.

— Успокойся, расскажи, что случилось?

Наташа вытерла глаза, виновато посмотрела на учительницу и рассказала, какая с ней приключилась в дороге беда.

— Ничего, что-нибудь придумаем. Придет Николай Павлович, решим, что делать.

— Все равно не поеду больше!

Матери она сказала, что раздумала поступать в техникум.

— Конечно, дочка, оставайся, — сказала мать. — В городе одной жить страшно. Ты еще маленькая.

Казалось, на этом все кончилось. Но назавтра чуть свет к Бисянкам прибежала учительница.

— Собирайся, Наташа, да поскорей!

— Куда? — удивилась девушка.

— К поезду, куда же. Через час — поезд. Николай Павлович за билетом пошел.

— Не пущу ее, — запротестовала Наташина мать. — Опять в дороге беда с ней случится.

— Ничего не случится. Просто будет повнимательней. А ехать непременно надо. Другие девушки поехали, и Наташа пусть едет. Окончила школу с отличными отметками, нужно дальше учиться. После трудней будет…

— А где второй раз деньги возьму? Нет у нас других денег…

— Не беспокойтесь, дорогая, о деньгах. — И обратилась к Наташе: — Ну, чего же ты, время не ждет.

Усаживая девушку в вагон, Николай Павлович вместе с билетом дал ей и деньги на дорогу.

С тех пор прошло много лет.

Наталья Бисянка стала учительницей. Но о том, какое участие в ее судьбе приняли Сидоровы, не забывала.

Накануне 8 Марта, услышав по радио о награждении Валентины Федоровны орденом Трудового Красного Знамени, Бисянка бросила домашние дела и, несмотря на жуткую пургу, побежала поздравить свою учительницу.

Ветер с яростью сбрасывал с деревьев хлопья колючего снега, кружил их в воздухе. Вровень с домами на улице намело сугробы. Каждый шаг давался Наталье с невероятным усилием. Казалось, сейчас ее подхватит белым вихрем и унесет. Несколько раз Наталья падала и, едва выбравшись из сугроба, задыхаясь, бежала дальше.

Другие не вышли бы из дому в такую пургу, а ей, Наталье Бисянке, было все нипочем. Она хотела первой обнять дорогую Валентину Федоровну, сказать ей что-то особенное.

Но только Наталья прибежала к дому Сидоровых, только толкнула плечом дверь, сразу все слова вылетели из головы.

Она кинулась к Валентине Федоровне, обняла ее крепко и сказала всего лишь одно-единственное слово:

— Эне!

«Эне», как вы уже знаете, по-орочски «мама».

— Спасибо, аса хитэни! — целуя Наталью, ответила Валентина Федоровна.

Оказывается, не одна Бисянка спешила в этот поздний вечер к Сидоровым. Со всех концов Уськи-Орочской люди шли и шли сквозь снежный буран на огонек, который сегодня особенно ярко горел в доме на берегу Тумнина.

Шли и думали: «Скоро тридцать зим, наверно, как светит орочам, ровно маяк, небольшой огонек в том окне…»

К утру пурга утихла. На восточном горизонте показалась заря — примета ясного, хорошего дня.

Март — очень неровный месяц. Но он, как говорят орочи, уже сидит на спине у зимы.

Именно таким здесь был март 1960 года.

Гордое слово — учитель!

(Из письма Николая Павловича)

«…У нас, в предгорьях Сихотэ-Алиня скоро осень. Ее приметы уже видны повсюду.

По утрам Тумнин встречает зарю облачками белого тумана, но держатся они на реке недолго. Взойдет из-за горных отрогов солнце, и на весь день устанавливается тихая, светлая погода. Воздух чист, прозрачен и звонок, и на фоне голубого неба все чаще видны серебристые паутинки.

Вот когда хорошо побродить по нашей тайге. Каждое дерево, каждый куст одеты в свой особый наряд, и столько новых красок уже вплелось в растения, что не сразу охватишь их взором. У леса началось как бы второе цветение. Правда, будет оно коротким, но на редкость разнообразным.

Листья маньчжурского ореха уже наполовину покрылись охрой. В багрянец оделись тугие лозы дикого винограда. Тронуты позолотой ажурные кроны амурского бархата. Приречные клены стали алыми и горят в долинных перелесках высокими кострами. Упрямо лезет вверх, оплетая высокие стволы тополей, китайский лимонник с бутонами ярко-красных ягод. А вот ольха не покоряется осени: по-прежнему зелена.

Словом, свободные часы провожу в тайге, а она, как вы знаете, совсем рядом, и пишу этюды. Эта давнишняя страсть все еще во мне жива и, честно говоря, за тридцать лет, прожитых в лесном крае, ничуть не утихла. Ведь осени одна на другую не похожи.

Мое увлечение живописью объясняется еще тем, что к старости я стал и учителем рисования.

Вас это, вероятно, удивит. Ведь вы знаете меня директором школы и учителем истории. Но от директорства я недавно отказался — уже не по силам. Стало больше времени, и я взял на себя и уроки рисования.

Прежней «лесной школы», какую вы помните, у нас уже нет. Правда, и новое двухэтажное здание стоит на берегу горной протоки, среди буйного леса. Но эта школа уже ничем не отличается от городской: светлые классы, просторные учебные кабинеты, большая учительская.

А ведь начали мы свой путь — помните? — в старом домишке с дырявой крышей, где вместо печей стояли железные бочки из-под нефти.

Изменилась и сама Уська-Орочская. Теперь ее не узнать. Новые улицы, обогнув излучину Тумнина, протянулись далеко к сопкам. Жителей прибавилось. Особенно много поселилось в последние годы лесозаготовителей.

Как видите, дошла очередь и до нашей тайги. Там, где еще недавно бродили глухими тропками охотники-орочи, теперь звенят пилы, гудят тракторы, по лесным дорогам к морю мчатся грузовики с дорогим строевым лесом.

Помните наши старые деревянные мостики через протоки? Каждую весну большая вода разрушала их, уносила с собой. Их теперь заменили бетонными. Новый мост скоро проложат и через Худями, так что круглый год будет у нас открыта дорога на другой берег Тумнина, куда несколько лет тому назад переселилось много орочских семей.

Прежними остались у нас горы, которые, говорят, живут вечно. Правда, сильно поредели на вершинах сопок деревья. В последние годы здесь прошли большие палы. Много древних тополей и кедров сгорело. Но на месте пожара уже пошел в рост молодой подлесок этих дорогих древесных пород.

Что писать о себе?

Сами знаете — время неумолимо. Оно прибавило морщин на лице и седины на висках.

Оглядываясь назад, уже не веришь, что когда-то был молодым.

Ну, а сердце?

Хотя уже стучит с перебоями, но по-прежнему отдано орочам. Ведь в классах полно учеников.