Седьмое таинство - Дэвид Хьюсон

В голове поднялся шум. Мальчик уже знал, что это непременно произойдет, давно знал. Так всегда бывает, когда люди начинают выяснять отношения и применять при этом силу. Теперь шум происходил из двух источников: гудело в голове, а позади началась свалка, яростное мельтешение кулаков и ног. Шестеро в темноте пытались его найти, схватить и грубо выместить на нем злобу и отчаяние. Именно так ведут себя перепуганные люди, будучи не в состоянии помыслить ни о чем ином; для них это единственный естественный выход из положения.

Но вдруг появился третий источник звуков. Из темноты впереди.

Кто-то ухватил его за плечо, но мальчик в страхе стряхнул руку.

— Алессио…

Голос был напряженный, но не враждебный. Фантазер узнал его: Дино, этот слабак.

— Тут поток воздуха идет в тоннель! Вот отсюда! Давайте туда! Быстро!

Маленький проводник не стал ждать. Он вполне отдавал себе отчет в том, что за звуки сейчас издают остальные: вопли животного страха и отчаянного стремления выбраться, вопли смертельно перепуганных человеческих существ, опасающихся за жизнь.

Алессио Браманте вдыхал влажный воздух, поток которого был едва ощутим во тьме, и пытался определить, откуда он идет. Алессио побежал, не обращая внимания на камни и острые выступы, торчащие отовсюду. Мститель знал, что у них осталась только одна надежда выбраться на свободу и она находится близко. А в свете дня, под ярким и всепрощающим солнцем, знакомые улицы приведут его домой, к маме.

Патер.

Это слово вдруг выплыло из закоулков памяти и завладело всем его существом. Вот кем хотел стать Джорджио Браманте. И не сумел. Настоящий Патер оберегает своих детей и, подвергая их испытаниям, наблюдает за ними из тени, готовый вмешаться и в случае необходимости прийти на помощь.

«Ты оставил меня», — с горечью в сердце думал мальчик и, спотыкаясь, шел дальше, чувствуя, как бьющий в лицо поток затхлого воздуха становится свежее. И тут из живого мира сюда, в эту мрачную и холодную гробницу, вдруг ворвался сладкий, похожий на аромат цветущего апельсина, свежий и нежный аромат жизни.

И тогда все звуки, что яростно бушевали в голове, вдруг стали реальными, осуществившись где-то впереди.

Он остановился. Кто-то налетел на него сзади. И вновь раздался голос Дино, низкий, требовательный:

— Вперед!

Абати толкнул мальчика вперед, тот вновь остановился, замерев на месте. Впереди слышались два голоса, и звуки, которые издавали люди, были ему совершенно не знакомы. Это был сплошной поток жарких эмоций с примесью какой-то первобытной, животной свирепости.

Его снова подтолкнули сзади, и фантазер метнулся вперед, видя теперь свет, бледный, слабый свет настоящих электрических ламп. Еще три шага, и он вошел в помещение. Остальные последовали за ним, натыкаясь друг на друга, натыкаясь на маленького проводника. Тишину нарушили голоса студентов, нестройные, сконфуженные. Они тоже это увидели.

Увидели.

Все замолчали. Никто не смел произнести ни звука.

Алессио Браманте, широко раскрыв глаза, уставился на зрелище, что открылось перед ними. Это было похоже на картину какого-то безумного художника — два тела, плотно прижавшиеся к стене, двигаются в каком-то странном, нечеловеческом ритме. Мальчик задержал дыхание, гадая, сможет ли он, если очень постарается, напрочь выкинуть из памяти эту сцену, открутить время назад, к той минуте утром, когда смотрел в замочную скважину на дворец рыцарей Мальтийского ордена и видел через эти идиотские очки «мушиный глаз» мириады миров, ни в одном из которых не существовало красоты собора Святого Петра, огромного и прекрасного.

Но это не сработало, и Алессио знал почему. То была детская игра, а он с этого момента перестал быть ребенком. И уже никогда не сможет им стать.

Нередко — мальчик теперь это понял — Минотавру вовсе не нужно охотиться. Добыча приходит к нему сама, по собственной воле, как подарок, как жертвоприношение; они сами доставляют себя прямо в логово зверя.

— Скажи что-нибудь, Ник, — велела Тереза. — Изобрази Лео. Мне как-то не по себе.

Коста на пределе усилий и скорости гнал красный «фиат» без полицейских опознавательных знаков, врубив сирену и включив проблесковый маячок, второпях прицепленный к крыше. Гнал от самой квестуры, мимо Форума, мимо Колизея, к раскопу возле Большого цирка. Движение на улицах было затруднено: повсюду пробки, злобные вопли, шум, гам. Большую часть пути он проехал по широким тротуарам, пугая пешеходов.

Выбор был невелик. Отсюда к нужному месту вела только одна улица, и сейчас она представляла собой непробиваемое скопление металла, выбрасывающего гнусный дым в тяжелый влажный воздух наступающей весны. У Косты голова раскалывалась. Слишком много информации для одного человека. Ко всему прочему его терзала еще одна мысль: Эмили попала в больницу. Последний их разговор был, по сути дела, односторонним потоком информации. Он едва успел спросить ее о самочувствии. Охота за Лео Фальконе вступила в решающую фазу. И ничто другое в данный момент не имело никакого значения. А это, он прекрасно понимал, было сущей иллюзией. Что ни случится с Лео, что бы с ним уже ни случилось, все равно завтра наступит новый день, а за ним еще один и еще — целое будущее, которое предстоит делить на двоих. Агент не мог понять, почему это соображение так легко и просто ушло куда-то на задворки сознания, и не является ли эта жестокая и глупая амнезия естественным подарком, полученным им в качестве генетического наследства.

Сейчас разобраться в этом было просто невозможно. Коста вновь посмотрел на море автомобилей впереди и вырубил двигатель.

— Они оба не могли этого знать, — продолжал он рассуждать вслух. — Если бы Джорджио понимал, что его сын жив, ничего этого не произошло бы.

Перони в ярости уставился на автомобильную пробку. Полицейские все еще находились почти в километре от широкой полосы зелени на той стороне Палатино.

— Согласен, — кивнул здоровяк. — Так кто же тут дергает за ниточки? Получается, что Джудит Тернхаус. Она все эти годы помогала Джорджио убивать несчастных студентов. Почему? Зачем? И почему профессор, Господи помилуй, так вцепилась в этого мальчика? Он-то что ей сделал?

Коста прослужил в полиции достаточно времени, чтобы понимать, что в корне всех человеческих поступков лежат самые простые причины; все те же причины, что существовали и тысячи лет назад: любовь, ненависть и месть.

Решение пришло неожиданно.

Ник рывком распахнул водительскую дверь.

В нескольких метрах перед ними сидел на своем мотоцикле курьер из службы срочной доставки. Он явно валял дурака и просто убивал время. Его мощная и быстрая «хонда» могла бы легко просочиться сквозь пробку.

Коста подошел к нему и показал удостоверение.

— Я реквизирую ваш байк. — Детектив ухватил курьера за отвороты кожаной куртки и стащил с седла. — Джанни! На заднем сиденье поедешь?