Росстань - Альберт Гурулев
Шрифт:
Интервал:
Лахов попридержал бутылку в руке, почувствовал ее прохладную тяжесть, погладил яркую этикетку. Сейчас, летом, в жару и в городе днем с огнем не найти сухого вина, а здесь оно забыто пылится на полках.
Лахов представил, как будет хорошо сидеть на горячем байкальском песке, смотреть на блестящую синь воды, смотреть на Ксению, говорить с нею и неспешно пить прохладное, пощипывающее язык вино, и радостно, вольно засмеялся.
Засмеялась и Ксения.
— Ну, мы с тобой решили, видимо, загулять…
И снова Лахова охватило радостью от ласкового голоса Ксении и от ее слов «мы с тобой».
Лахов сорвал с головы несуществующую шапку, вдарил ею оземь.
— Гулять так гулять, чтоб лежа качало.
— Веселый у вас муж, — одобрительно сказала продавщица. — Сразу видно, легкий у него характер.
— Ну как не веселый.
Лахов почувствовал, как в его душе сработал давний, воспитанный еще семейной жизнью инстинкт — чувствовать себя без вины виноватым, оправдываться за свои поступки, — и он рассердился на свою рабскую приниженность и мельком взглянул на Ксению: не заметила ли чего.
После сумеречной прохлады магазина день показался еще более горячим и ярким. И день был специально создан для радости. В этом солнечном мире хотелось жить. И не было сейчас в нем места тоске, злобе, опасности. Да и сама земля сейчас была не космическим телом, несущимся сквозь мрак и вечность, а огромным солнечным островом, плавающим в теплом океане на надежных спинах трех китов. Лахов хотел было вернуться в магазин, по Ксения и продавец уже вышли на крыльцо. Ксения держала в руках какую-то розовую невесомую покупку и, судя по всему, была довольна ею. Продавщица навесила на двери замок и дважды, с короткими щелчками, повернула ключ.
— Давно я таких больших замков не видел, — сказал Лахов. — С таким замком никакой вор не страшен.
— Да разве вора замок удержит? Замок — это только для честного человека замок. Да и зачем дверь вору? Сорви с окон ставни — да залезай. Ставенки-то совсем слабенькие.
— И не боитесь? — совсем уж серьезно спросил Лахов.
— Не, не боюсь, — тоже серьезно ответила продавец. — Своих всех знаем. Свои не полезут, на виду друг у друга живем. А чужие тоже не придут. Собаки ночью беда как злые. Да и мужик у меня — охотник, хорошо стрелять умеет.
— Ну и я тогда к вам не полезу. Все равно у вас больше вина нет. У меня теперь другая забота: где бы мяса купить.
— Летом какое мясо? Только для себя кто овечку заколет, не на продажу. — Продавец посмотрела на Ксению, встретилась с нею глазами. — Может быть, у Олоевых есть мясо? — спросила она сама себя. — Во-он в тот дом пойди, спроси. Может, продадут немного.
Ксения согласно кивнула головой, приглашающе посмотрела на Лахова, и Лахов уже качнулся навстречу Ксении, но продавец вдруг сказала:
— Мне, однако, поговорить с ними самой надо. Пойдем, девка. Ксения сунула розовую покупку Лахову в руки и с готовностью пошла рядом с продавцом.
Лахов смотрел вслед Ксении, и в груди у него разливался теплый поток нежности. И ему уже нравилась эта прибитая к земле деревушка, нравились люди, живущие в ней, и он знал, что, сколько бы ни прошло лет, он будет вспоминать с добрым родственным чувством все эти места, эти горы, этот берег. И в этот же миг Лахову показалось, что он сделал открытие: только женщина, только она, только женщина, тронувшая твою душу до радостной боли, может дать ощущение родственности тех мест, где ты побывал.
Ксения вернулась быстро, еще издали весело и успокаивающе помахала рукой, сообщая, что все в порядке. Лахов сел в машину, рванулся навстречу Ксении, описал вокруг нее полукруг, резко притормозил, приоткрыл дверку и, едва Ксения села, снова набрал скорость.
— И тебя на скаку подхвачу! — то ли пропел, то ли прокричал Лахов. Ему было весело, и он ощущал себя удачливым и способным сделать многое в этой жизни.
— Куда едем, начальник?
— Куда-нибудь к берегу, чтобы можно развести костер.
Эта излучина байкальского берега понравилась сразу.
Небольшой каменистый мысок чуть выдался в море, отгораживая излучину от северных ветров, и, хотя в море погуливала некрутая, но все же волна и на ее вершине изредка появлялись ленивые белые барашки, здесь было тихо и покойно. От желтого песчано-галечного пляжа берег круто взбегал на зеленый и просторный взлобок, и дальше берег равнинно плыл к ближним хребтам. А на мысочке у самого уреза воды, среди угловатых и не истертых временем камней и под прикрытием скальной стенки росло полдесятка сосенок. Не привычных лиственниц, а сосенок. Лахов не поверил себе, но, подойдя ближе, убедился — сосенки. Тоненькие, стройные, изящные. Но по всему видно: не по возрасту малы сосенки, от злой бескормицы истончали до хрупкой изящности. Что-то продуманное виделось в этом разбросе больших и малых камней и трогательном соседстве с ними истонченных сосенок, словно поработали над этим кусочком природы японские художники.
— Сад камней, — сказала Ксения.
Лахов посмотрел на Ксению, и ему снова, который раз, показалось, что они удивительно родственны и расставались лишь на время и всегда помнили об этой родственности. Где-то в дальнем холодном уголочке сознания попискивала мысль, что все это не так — у нее и у него в прошлом шла своя жизнь, где не было даже места на долгие воспоминания друг о друге, — но всей душою Лахов чувствовал, что нет для него сейчас человека роднее, чем Ксения, и радовался этой родственности. Ведь не случайно же вот сейчас, секунду назад Лахов именно это и хотел сказать: сад камней.
— Остановимся здесь? — спросил Лахов и чуть приобнял Ксению, и этот жест был сейчас естественным и нужным душе Лахова.
— Конечно. Разве можно желать лучшего? Думать-то об этом и то грешно, — ответила Ксения, и Лахову вновь показалось, что именно эти слова он и хотел сейчас сказать, еще с радостным ознобом подумалось: да неужели он нашел ту единственную женщину, которая предназначалась провидением именно ему.
Когда-то читал Лахов, что Бог, создав людей, — где, когда родилась эта легенда? — рассек их пополам и разбросал половинки по обширному белому свету. Мужчина — это половинка, женщина — это половинка. И лишь вместе они — единое целое, лишь вместе они — человек. Встретятся на бескрайних просторах эти ничего не знающие друг о друге мужчина и женщина — счастье, не встретятся… А так чаще и бывает. Мир огромен.
Мир огромен. Огромно было синее небо, под которым сейчас стояли Лахов и Ксения, голубые воды озера-моря уходили и вправо и влево за горбатый горизонт и там сливались с небом, и огромны были ощетинившиеся снежными пиками хребты на той, восточной, стороне моря, за которым угадывались дальние дали. Но эта огромность не пугала. Душе было хорошо в этом высоком, солнечном и вольном мире.
— Так кто тут помирает с голоду? — Лахов вдруг вспомнил, что они с Ксенией давно уже пропустили время обеда. — Это мы сейчас, мигом. Сейчас будет костер.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!