Крепость королей. Проклятие - Оливер Петч

– Ждать больше нельзя, – вполголоса проговорил Матис, словно самому себе. – Мы обещали крестьянам свободную жизнь, но в деревнях им жилось гораздо лучше, чем здесь.

– Йокель утверждает, что у Рейна наш брат уже спалил несколько замков и монастырей, – возразил Райхарт. – Он говорит, что ждать осталось недолго.

– Йокель мастер языком чесать. Речи толкать умеет, а вот много ли в них правды, это уже другой вопрос.

Матис сплюнул в огонь и снова принялся выстукивать по железу. Размеренный шум помогал ему хоть немного успокоиться. Всеобщая борьба против знати и церкви действительно казалась ему все более безнадежной. Ко всему прочему, в последнее время юноша стал чаще вспоминать Агнес. Они не виделись уже почти год. Лишь время от времени Матис узнавал от лоточников и беглых слуг о том, что происходило в Трифельсе и Шарфенберге. Агнес была теперь графиней, жила в роскоши и, похоже, была этим вполне довольна. Вспоминала ли она его, бывшего кузнеца и ныне отверженного? В душе его кипела злость. А к злости примешивалось чувство, которому он лишь недавно нашел определение.

Любовь.

И очень многое объединяло эти чувства.

Тут до него донеслись громкие возгласы и приветственные крики. Матис рад был отвлечься. Он поднял голову и увидел, как к нему приближается группа мужчин. Когда они подошли ближе, Матис узнал Пастуха-Йокеля. Но с ним было еще несколько человек, которых он прежде не встречал. Они держались на некотором расстоянии от горбатого, кривого пастуха – то ли из почтения, то ли из отвращения.

Матис выжидательно смотрел на предводителя их маленькой продрогшей армии. Свои лохмотья Йокель успел сменить на широкие солдатские штаны и багровый камзол, поверх которого был накинут плащ, подбитый медвежьим мехом. Голову, точно корона, венчал рваный бархатный берет, украшенный петушиными перьями. Справа и слева от пастуха шагали Янсен и Паулюс, бывшие бродяги из Бадена, которые представлялись его телохранителями.

– Дорогу главарю! – кричали они и расталкивали нескольких крестьян, что устало жались друг к другу в засыпанной снегом промоине. – Сказано, прочь с дороги!

Вооруженные копьями и в ржавых шлемах, скорее всего где-то украденных, телохранители словно сошли с карикатуры на отважных паладинов.

– Вот он, мой верный оружейник, – сообщил Йокель незнакомцам, властным жестом указывая на Матиса. – Поверьте, лучшего орудийщика вам до самого Боденского озера не сыскать. С Матисом мы этих рыцарей и священников, как клопов, из замков и монастырей выкурим.

– Орудийщик без орудий, как я посмотрю, – насмешливо заметил один из незнакомцев.

Он был самым старшим, широкоплечий, с острым взглядом и одетый, как подобало честному ремесленнику. Матис решил, что у себя в селении он был старостой. Мужчина кивнул на кривой ствол, оставленный в огне:

– Из этого едва ли получится хорошая аркебуза. Я сам кузнец и знаю, о чем говорю.

– У нас их целый арсенал, – холодно ответил Йокель. – А это лишь трофей; может, еще послужит. Верно же, Матис?

Юноша едва не рассмеялся, так нагло врал пастух. В действительности они располагали тремя аркебузами и ржавым фальконетом. К ним следовало прибавить кучу кос, цепов и рогатин, а также несколько изношенных арбалетов. Назвать все это арсеналом мог лишь безумец, страдающий от мании величия. Матис нахмурился. За последние месяцы восхищение их предводителем уступило место возрастающему недоверию. Йокель вел себя как какой-нибудь король, к свержению которых сам же и призывал.

– Можешь встать рядом и помешать угли, кузнец, – вскинулся Райхарт на старосту. – А там посмотрим, может, на что и сгодишься. Нос-то я тебе всегда свернуть успею.

Пастух-Йокель примирительно вскинул руки:

– Не нужно ссор! Эти люди принесли благие вести.

Он выдержал театральную паузу и возвысил голос:

– Крестьяне из Дана и Вильгартсвизена наконец восстали! Они направляются сюда, чтобы примкнуть к нашему отряду. В Ландау, что в долине Рейна, тоже неспокойно. Теперь наш черед действовать!

Матис не смог скрыть удивления. Новости действительно были хорошие.

– Сколько вас? – спросил он у старосты.

– Сотня. Может, и больше на дюжину-другую, – торжественно ответил гость. – И каждый день примыкают новые! Суровая зима и голод делают свое дело. Крестьяне больше не хотят сносить притеснения вельмож.

Йокель подле него довольно потирал руки.

– Вот оно, наконец-то! – воскликнул он. – А ты сомневался, Матис! Знаю, что сомневался, по тебе и видно было. А кто в итоге оказался прав?

– Вздор, – проворчал юноша и смахнул прядь рыжих волос со лба.

Лоб его пересекал длинный шрам – память о ранениях, полученных в битве за Рамбург. Он придавал суровости и без того мрачному облику оружейника. Матису не нравилось, когда Йокель заговаривал с ним в такой манере. Ему все больше казалось, что горбун видит в нем соперника. За этот неполный год Матис заметно вырос в глазах крестьян, и, ко всему прочему, его самоуверенность даже взрослых мужчин ставила в тупик.

– И когда вас можно ждать? – спросил Матис у посланника из Дана.

– Через неделю, наверное. Хотим еще подождать нерешительных. Гонцы ходят от одного селения к другому, а мы пока прячемся в лесах. – тут староста усмехнулся: – Герцог назначил награду за мою голову. Ну а мы – за его.

– Тогда нужен новый лагерь, – заметил Матис. – На этой поляне слишком мало места. Нужно настроить хижин, заготовить дров. Иначе половина людей околеет, прежде чем вступит в бой.

Староста из Ландау напустил на себя задумчивый вид.

– Ну, возможно, что в бой вступать и не придется, – начал он нерешительно.

– Как это понимать? – потребовал Йокель объяснений. – Говори!

– Говорят, в швабском Меммингене крестьяне встречались с дворянством. Из Бальтринга, Альгоя, Зее, от всех отрядов было по предводителю! Знать готова идти на уступки. – староста протянул Йокелю смятый листок бумаги. – Вот, сейчас по всей Германии рассылают. Здравые вещи там расписаны. Оброк решено отменить, священников сможем выбирать сами, и охоту снова разрешат.

Йокель взял листок и, морща лоб, просмотрел отпечатанные мелким шрифтом строки. Будучи пастухом, он сам денно и нощно осваивал чтение, однако оно по-прежнему давалось ему с трудом. Но горе тому, кто посмел бы над этим потешаться! Пока Йокель шевелил губами, вчитываясь в документ, вокруг воцарилось молчание. Наконец он поднял глаза и ловко разорвал листок на мелкие кусочки, которые вперемешку со снежными хлопьями медленно опустились на землю.

– Ха, пустые обещания, – заявил он упрямо. – Они умасливают нас, пытаются отправить обратно по своим хибарам, чтобы потом обобрать до нитки… – Пастух оглядел собравшихся, телохранители кивали с особенным рвением. – Они боятся! Вот что значат эти переговоры. Настоятели, рыцари, графы – вся знать наложила в штаны! Теперь нам тем более нельзя отступать ни на шаг!