Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди

ненависть. И я должен вам верить? Нередко я видел, как ненависть уступает страху, и подобное может случиться и с вами. У меня нет другой родины, кроме моей чести и моего слова, и вы можете верить ему. Важнее этого для меня нет ничего, кроме моей семьи.

– Это правда, что Великий Царь пригласил твою жену и сыновей в Сузы? А если так, не значит ли это, что он не доверяет тебе и хочет иметь их в заложниках?

Мемнон посмотрел на него ледяным взором:

– Чтобы победить Александра, мне понадобится преданность и слепое повиновение с вашей стороны. Если у вас есть сомнения в моем слове, вы мне не нужны. Уходите, я освобождаю вас от ваших обязанностей. Уходите, пока не поздно.

Два афинских военачальника переглянулись, словно советуясь между собой, потом Эфиальт проговорил:

– Мы хотели лишь узнать, правду ли говорят о тебе. Теперь мы это знаем. Можешь положиться на нас до конца.

Они вышли, и Мемнон остался в большом пустом зале один.

Глава 20

Посоветовавшись с командирами, Александр разбил лагерь вне стен Милета, а люди Неарха между тем начали разбирать осадные машины, чтобы погрузить их на корабли и транспортные баржи, бросившие якорь невдалеке от берега. Было условлено, что сразу по завершении погрузки адмирал обогнет Милетский мыс и подыщет подходящее место для причаливания как можно ближе к Галикарнасу. С ним остались два афинских капитана, командовавшие двумя маленькими эскадрами боевых триер.

На берегу, как муравьи, копошились солдаты, стояли шум и гвалт: удары кувалд, крики, ритмические возгласы моряков, тащивших огромные бревна от разобранных машин, чтобы поднять их на баржи.

Бросив последний взгляд на остатки союзного флота и раскинувшийся на мысе город, царь дал сигнал к отправлению. Меж заросших оливами склонами гор – Латмоса на севере и Гриоса на юге – перед ним открылась широкая равнина, в глубине которой вилась пыльная дорога, ведущая к городу Миласа.

Погода стояла теплая и безоблачная, на холмах серебром сияли оливы, а вдоль ручьев, текущих среди красных от маков полей, орудовали клювами белые журавли в поисках лягушек и мальков. При прохождении войска они с любопытством поднимали головы с длинным клювом, а потом опять спокойно принимались за дело.

– Ты веришь в ту историю про журавлей и пигмеев? – спросил Леоннат ехавшего рядом Каллисфена.

– Ну, об этом говорит Гомер, а многие считают Гомера правдивым источником, – ответил Каллисфен без особого убеждения.

– Да… Я помню уроки старого Леонида: он рассказывал про непрестанную борьбу между журавлями, которые пытались в клюве унести детей пигмеев, и пигмеями, которые пытались красть журавлиные яйца. Мне кажется, это россказни для малышни, но, если Александр действительно собирается дойти до границ Персидской державы, мы, может быть, увидим и страну пигмеев.

– Возможно, – ответил Каллисфен, пожав плечами, – но я бы на твоем месте не очень на это рассчитывал. Видишь ли, это народные сказки. Кажется, в верховьях Нила действительно встречаются чернокожие карлики, но сомневаюсь, что они ростом с кулак и что они срубают колосья топорами. Истории, переходя из уст в уста, со временем искажаются. Например, если я начну рассказывать, что журавли похищают детей пигмеев, чтобы отнести их бездетным парам, то добавлю собственный вымысел к истории, и без того кем-то придуманной, но в ней все равно останется определенное правдоподобие. Понимаешь?

У Леонната его слова вызвали некоторое замешательство, и он обернулся к мулам, груженным тяжелыми мешками.

– Что там, в этих мешках? – спросил Каллисфен.

– Песок.

– Песок?

– Именно.

– Но зачем?

– Он служит мне для тренировок в борьбе. Дальше местность может оказаться скалистой, и тогда я не смогу упражняться. И потому вожу с собой песок.

Каллисфен покачал головой и ударил пятками свою кобылу. Через какое-то время его обогнал Селевк, галопом направлявшийся к голове колонны. Остановившись рядом с Александром, он указал на что-то на гребне Латмоса:

– Вон, видишь?

– Что это?

– Я послал пару разведчиков взглянуть – там какая-то старая госпожа, она с утра следует за нами со своей свитой.

– Клянусь Зевсом, всего я мог ожидать на этой земле, но чтобы меня преследовала старушка!

– Возможно, у нее имеется некая цель, – усмехнулся Лисимах, ехавший неподалеку.

– Не говори глупостей, – оборвал его Селевк. – Что велишь делать, Александр?

– Она явно не представляет опасности. Если мы ей нужны, пусть сама и приходит. Не думаю, что стоит тревожиться об этом.

Они двигались шагом вслед за высланными вперед конными дозорами, пока не прибыли на широкую равнину. В этом месте долина воронкой сжималась по направлению к городу.

Прозвучал сигнал к привалу, и щитоносцы установили полотняные навесы, чтобы устроить царю и командирам тень.

Прислонившись к вязу, Александр выпил из фляжки несколько глотков воды. Начинало здорово припекать.

– К нам гости, – заметил Селевк.

Царь обернулся к холму и увидел пешего человека, ведущего в поводу белого мула, на котором сидела богато наряженная женщина почтенного возраста. Позади еще один слуга нес зонтик, а третий опахалом из конского волоса отгонял мух.

За ними двигался малочисленный вооруженный отряд, не подававший ни малейших признаков агрессивности; далее следовала маленькая свита с телегами разных размеров и вьючными животными.

Оказавшись на расстоянии в полстадия, караван остановился. Один из мужчин эскорта приблизился к месту, где в тени вяза отдыхал Александр, и попросил проводить его к царю.

– Великий царь, моя госпожа, царица Карии Ада, просит твоей аудиенции.

Александр сделал знак Лептине привести ему в порядок волосы и плащ и поправить диадему, после чего ответил:

– Мы рады принять твою госпожу в любое время.

– В том числе и сейчас? – спросил чужеземец по-гречески с заметным восточным акцентом.

– В том числе и сейчас. Мы не многое можем ей предложить, но она окажет нам честь, если соизволит сесть с нами за стол.

Евмен, оценив ситуацию, велел поскорее натянуть хотя бы верхнюю часть царского шатра, чтобы гости могли сидеть в тени, и в невероятно короткое время организовал расстановку столов и кресел, так что к появлению царицы все было уже готово.

Один из стремянных встал на четвереньки, и знатная госпожа сошла со своей кобылы, ступив ему на спину, как на табурет, после чего двинулась к Александру, который встретил ее с видом чрезвычайного почтения.

– Добро пожаловать, почтенная госпожа, – проговорил он на изысканном греческом. – Ты говоришь на моем языке?

– Разумеется, – ответила та, приблизившись к деревянному трончику, который проворно выгрузили с одной из повозок ее обоза. – Могу я сесть?

– Прошу тебя, – жестом пригласил ее царь и уселся сам, окруженный друзьями. – Эти люди, которых ты видишь, – мои друзья, больше