Всё зелёное - Ида Мартин

И я побежала. Но не за неотложкой.

Артём был в мансарде. Просто лежал лицом вниз и не двигался.

Я села на пол, на колени, возле подушки и погладила его по плечу.

— Когда вы уехали в клуб, и мы тут остались вчетвером, Нильс сделал нам коктейль, в который подмешал какой-то наркотик. Мы все уснули. В Зоиной комнате. Помнишь, ты пришел и меня не было? А когда проснулись, оказалось, что мы все раздеты. Пока спали, Нильс снял с нас одежду и записал это на телефон.

Я старалась говорить как можно спокойнее, но получалось плохо. Оправдание, хоть и было правдивым, но отчего-то выходило беспомощным.

— БТ стали шантажировать нас с Максом этим. Вот и всё.

Не зная, что ещё сказать, я снова погладила его. Он пошевелил плечом.

— Ты мне не веришь?

— Правда всегда на стороне того, кто рассказывает первым, — сдавленно проговорил в подушку Артём. — Почему ты сразу не рассказала мне?

— Прости, пожалуйста, но Макс был против. Он очень боится, что ты испортишь отношения с Костровым, и у вас будут проблемы. К тому же, из-за этого коктейля мы долго ничего не помнили.

— Твоя история отдаёт дешёвым сериалом.

— Ты меня теперь убьёшь? Макс сказал, что убьёшь.

— Макс считает, что я такой же психопат, как и мой отец, — Артём резко приподнялся на руках и сел. — А я н-не мой отец. Ясно тебе? Я н-не хочу быть и не буду таким. Я сам по себе. Такой, какой есть.

После обрушение корпуса в его речи впервые проскочило заикание.

— Я это знаю.

— В отличие от н-него у меня есть мозг. И глаза. И я знаю тебя, Витя. Я отлично тебя знаю. Ведь это именно ты показала мне, что в этом долбанном мире может быть хоть что-то хорошее. Ты, возможно, и могла бы увлечься каким-то там Ярославом, но оказаться в одной постели с М-максом… и Зоей… Кем бы я был, если бы поверил в это?

Я потянулась, чтобы его обнять, но он снял мои руки с шеи и встал. Нервно прошёлся по комнате и, остановившись прямо напротив окна, закурил.

— Но это не значит, что мне н-не хочется плакать. Пойми, раньше я жил сам по себе и был абсолютно непобедим. Никто не мог сделать мне ничего. Мне было плевать на всё, и я оставался защищен. Тот, у кого ничего нет, ничем не дорожит. У того, кто ничего не имеет, нельзя ничего отнять. Раньше у меня был только Макс, который хоть и часть меня, но никогда мне не принадлежит. Но ты, Витя, ты — моя. И они знают теперь, как и чем меня достать. Мне не нужно верить или не верить, чтобы понимать, что ломать меня будут с помощью тебя. Даже, если об этом буду знать только я, и ты об этом не узнаешь. Даже, если об этом не узнаю я, а будешь знать ты. Кто-то обязательно пострадает. В лучшем случае — я.

Он порывисто выбросил недокуренную сигарету, вернулся и, подняв меня с пола, усадил к себе на колено.

Я понимала, о чём он говорит, и хотела бы утешить, но сама думала точно также.

— Я надеялся увезти тебя куда-нибудь очень далеко, в другой мир. В твой мир. В мир фантазий, чудес и Диснейленда, в самое счастливое место на земле. И до тех пор, пока они сюда не приехали, так всё и было. До тех пор, пока ты сама не впустила их сюда.

— Если бы не шутка про свадьбу, Костров бы не разозлился.

— А вдруг это было бы правдой? Просто представь. Если бы мы решили быть вместе всю жизнь? Кстати, ты могла бы быть вместе со мной всю жизнь? — он со вздохом обхватил меня и зарылся волосы. — Не отвечай. Я и так знаю. Ну, почему нельзя сделать так, чтобы ты никогда не взрослела?

Тоня

Маленького Костю мы отвезли в общину и вызвали полицию. Дядя Петя обещал сказать, что Костя сам к ним пришёл, потому что не хотел оставаться с матерью. Узнав, что это поможет ему вернуться к бабушке, мальчик очень обрадовался, хотя отпускать Амелина всё равно никак не хотел. Они долго прощались, и Амелин подарил ему маску кролика. Я предупредила, что это небезопасно, потому что полиция может искать того, кто стрелял в ресторане, но маленький Костя заверил, что скажет, будто подобрал маску в Хризолите. С учетом того, что обрез Амелин выбросил именно там, звучало правдоподобно.

Не думаю, что за эти пару дней они успели сильно привязаться друг к другу, но маленький Костя встретил в Амелине Питера Пена, а тот, свою очередь, нашёл в мальчике самого себя. Забрал и спас. Именно так, как ему мечталось.

Осуждать его за это я не могла. Остальные не вмешивались. Мы вообще ничего не обсуждали и не выясняли.

В Капищено приехали к вечеру. Даже не верилось, что добрались. Будто из другой жизни вынырнули.

Герасимов обалдел. Пока мы вылезали из машины, он с ещё более непроницаемым, чем обычно лицом, стоял чуть поодаль и чесал в затылке. Да и кто бы не удивился, если бы у него дома внезапно высадился десант адреналиново-заряженных пацанов с фингалами и разбитыми кулаками?

Пришлось его немного успокоить и объяснить, что ничего плохого не происходит. Что мы – жертвы обстоятельств и пришли с миром. Но он всё равно с большой опаской пожал всем руки и, не переставая коситься на озирающегося по сторонам Амелина, на вопрос Тифа: «Где Зоя?», невнятно ответил, что все наверху.

Тифон ринулся в дом. Лёха с Ярославом за ним. Мы остались на улице.

— Прости, — сказал Герасимову Амелин. — Ребята очень хотели приехать, я не смог отказать.

— Да ладно. Тут и так уже проходной двор, — Влад кивнул на большую серебристую машину на площадке перед гаражом.

— Это кто? — удивилась я.

— Музыканты хреновы. Петров им клип снимает.

Герасимов, как всегда: говорил ворчливо, но недовольным особо не выглядел. Он вообще хорошо выглядел. Посвежел, загорел и сильно возмужал за это лето. Мама с первого класса твердила, какой он симпатичный, а я заметила это только сейчас.

Я огляделась. С того времени, как мы здесь были в последний раз, всё очень сильно переменилось. Холодная, безмолвная белизна сменилась буйной растительностью.

Многолетние цветы на клумбах упорно соперничали с травой, листва на деревьях закрывала привычный обзор, по одной из белых стен дома карабкался дикий виноград.

Внезапно со второго этажа, оттуда, где находился балкон, послышались крики и грохот.

Мы задрали головы.

— Что там происходит? — спросила я.

Герасимов равнодушно пожал плечами.

— Без понятия. Я уже привык. Клип свой, наверное, снимают.

Я прислушалась. Судя по возгласам, которые получилось разобрать, на клип похоже не было.

— Там какой-то скандал! — сказала я Амелину.

— Извини, обрез я выкинул, — он стоял и с наглой ухмылочкой смотрел на меня.

Как будто совсем ничего не случилось, будто он и не прощался сегодня со мной навсегда. Такой весь открытый и тёплый. Привычный и расслабленный. Без нерва или волнения. Тот самый Амелин, который нравился мне в нём больше всего. Рассудительный, успокаивающий и светлый.