Струна - Виталий Каплан

— Вы знаете, — начал я. — В тот раз… Я ничего не помню. Я очнулся, а мне сказали, что я подошел к Ней, но я не…

На мгновенье он остановился и посмотрел на меня.

Его мягкий взгляд заметно отвердел, сделался настороженным, и какая-то тень страха проскользнула в нем.

— Может быть, это и есть тот самый знак? — непонятно пробормотал он. — О такой странной амнезии я раньше не слышал. Все, кто восходили к Струне, говорят потом, что это самое яркое воспоминание, что это врезалось в душу… и ведь не врут.

Мы постояли какое-то время, не решаясь продолжить путь. Флейтист медлил, а я понимал, что поперек батьки в пекло не лезут. Поэтому просто стоял по колено в траве и ждал, когда же снова подует ветер.

Флейтист наконец повернулся вперед и сделал шаг в нужную сторону.

— Я не знаю, когда они все это начали, — сказал он извиняющимся тоном. — Наверное, уже два года как. Конечно, все делалось в тайне. Правду знало всего лишь несколько человек, и ни один из них не захотел быть со мной достаточно откровенным. И все-таки я узнал. Из-за Нее, махнул он ладонью куда-то влево и вверх. — Точнее, прямо от Нее. Сила Струны велика, это все наши знают. Тут тебе и Резонанс, и целебные энергии, и подчинение чужого сознания… есть у нас умельцы, которые с помощью энергий Струны даже мысли читать наловчились… достоверность более 95 процентов. Но мало кто знает, что со Струной можно просто поговорить. Если, конечно, Она сама захочет. Они всё же пронюхали… и попытались завязать контакт. Бесполезно — Она не хотела говорить ни с кем из них. Даже с Леной.

— С Леной?

Я оступился. Надо же, тут в этой приструнной степи, тоже встречаются обычные колдобины. Надо смотреть под ноги. Удивительно точная иллюзия… Если это вообще иллюзия. Запах полыни ну точь-в-точь как на поле позади нашего дачного поселка. В старые времена там сажали клевер, но с тех пор поле одичало, заросло сорняками и совсем уж превратилось в частицу Великой Степи. Кабы не ветер, заболела б голова.

— Да, и даже с Леной. А ведь она — наш талант, наша надежа и опора. Удивительный случай самородка.

— КПН? — сухо спросил я.

— В том-то и дело, что нет. Ты же, наверно, встречался с такими. Прости, не стал изучать по тебе материалы, боялся привлечь внимание. Но вот этот ваш Аркадий Кузьмич, в Мухинске, он же бывший их офицер… — Флейтист на мгновение замолчал, внимательно уставившись под ноги. Кажется, тоже боялся оступиться. В его возрасте это по-настоящему опасно. — Такие уже приелись интригами, они специалисты высшего класса… гроссмейстеры. Или вон посмотри на нашего юного друга Мауса. Он часто рассказывает о тонкостях тестирования сетевых протоколов или о механизмах действия вирусов-червей? А почему? Еще недавно это была его страсть и восторженные слова перли из него фонтаном. А теперь привык, теперь — это работа, в которой он виртуоз. Так вот, те, кто пришли из КПН, очень похожи на нашего Технического Хранителя. Они прекрасные исполнители, куда уж до них нам, нытикам-интеллигентам, но в политику они не полезут. Успели уже нахлебаться на всю оставшуюся жизнь. Они могут стать опорой новой власти, но никогда не отважатся шагнуть первыми.

Я вдруг понял, что Струна стала ближе. А ведь прошли всего ничего. Видать, тут и впрямь расстояния не подчиняются метрике старого Евклида. Струна лично решает, когда ей быть ближе, а когда скрыться от нежелательного визитера…

— Лена сама по себе талант. Есть талантливые музыканты, есть жулики, есть полицейские… В каждом деле нужна одаренность. Так вот она — гениальный политик. Увы, я слишком поздно разглядел это в ней. А потом уже тихой сапой появилась оппозиция… состоящая, как правило, из лучших наших людей…

— Она у них главная?

— Официально — вряд ли. Скорее уж серый кардинал. Я вообще не уверен, что, захватив власть, они провозгласят некоего диктатора. Больше шансов за «коллективное руководство». Я знаю, кто перешел к ним, но не знаю, как у них распределяются роли. — Он усмехнулся. — Честно говоря, я и о заговоре узнал лишь когда они попытались воздействовать на Струну через Юрку. У них был козырь… они знали о Дальнегорске.

— О Дальнегорске? Он говорил про…

— Не знаю, насколько ты в своей реальной жизни следил за войной. Но все-таки должен помнить историю с Восточным Мостом. Громкое было дело, скандальное.

— Что-то очень смутно, Максим Павлович. Вы напомните?

Глаза его затвердели, затянулись стальными льдинками.

— Боевики обстреляли автобус с детьми, направлявшийся на северный берег, в расположение федеральных сил. Акцию проводил красный крест… тогда еще с ним считались обе стороны… Вернее, считалось, что «считаются». Часть детей сумела выбраться из горящего автобуса и побежала по мосту на северный берег, к своим… к федералам. А те приняли это за провокацию, или просто не разглядели, что там дети, а не «духи» — и засадили из миномета. Потом были статьи в газетах, разбирательства военной прокуратуры, но никто так и не понес ответственность. А между прочим, как раз среди этих детей… — он не смог договорить. По сизым, сморщенным щекам потекли две узкие полоски слёз.

И тут же я ощутил нечто сравнимое если не с ударом грома, то разрядом тока никак не меньше двухсот вольт.

«…и сны… И тот мост… Они ведь к нам тогда бежали… а расстояние большое, сходу не разберешь. Да и не приучены мы разбирать, у нас же рефлексы… Ну и засадил со всей дури… из миномета… и мост в клочья, и…»

— Он нес это в себе, не говорил никому. Даже мне. Я-то по Струне узнал… умеет Она рисовать картинки прошлого… Но до сих пор ума не приложу, как им стало известно. Наверное, тоже без струнных энергий не обошлось. Знаешь, Костя, его воротило от всей нашей следственной части, всей этой игры в инквизицию, трибуналов… Мне кажется, он просто знал, что первым обязан пройти Коридором…

— Но Струна прощала его? — удивился я.

— Струна прощает многих. Она судит не поступки — только содержимое души, а он не ведал, что творил. И потому судил себя куда страшнее, чем это сделали бы тысячи струн. Хотя я не исключаю, что сигнал к трибуналу над «отступником Осоргиным» Она могла и дать. Знаешь, я так и не смог понять Ее до конца. Но, по-моему, Она его никогда не любила. Терпела, да… Но лишь из-за меня.

Флейтист снова остановился и, запрокинув голову, взглянул в небо.

— Я забыл попрощаться с ним.

— С кем?

— С солнцем. Здесь его нет. Здесь облака то не наши, Ее… Юрка не говорил никому, даже мне, а они шантажировали его. Хладнокровно, расчетливо. Этот ваш вечно в черном сударь КПН… там бы так не смогли. А Лена могла, потому что думала, никто не знает. Никто и не знал. Только я… — он глубоко вздохнул, а потом неожиданно повернулся назад, туда, откуда мы с ним пришли. — Посмотри, Костя.

Я обернулся.

Степь… Бескрайняя во все стороны, до туманной полоски горизонта. Трава, трава, трава. Ветер воет и плачет, а где-то совсем далеко темные тучи срастаются с бесконечной травой, и так в никуда… как фон на страничках глобальной сети… Маленькие, идентичные квадратики слеплены в громадное панно, целый мир, «псевдотональность».