Крест и корона - Нэнси Бильо
Шрифт:
Интервал:
Слезы снова увлажнили ее глаза.
— Вы воистину близки мне, как ни одно другое существо. Просите у меня что угодно, сестра Джоанна, и вы получите все, что хотите.
Я почувствовала, как напряжение повисло в другом углу комнаты, где стояли трое мужчин. Я сделала шаг к леди Марии:
— Я прошу не за себя, а за своего отца, сэра Ричарда Стаффорда, который содержится в лондонском Тауэре. Его обвинили в попытке помешать королевскому правосудию во время казни моей кузины леди Маргарет Булмер.
Она сочувственно посмотрела на меня:
— Я ничем не могу помочь узнику Тауэра. Приказы моего отца не оспариваются.
— Но он оказался в заключении по распоряжению герцога Норфолка и епископа Гардинера, а вовсе не короля, — сказала я.
Она повернулась к ним:
— Это правда? Епископ, зачем вы сделали это? Этот человек считается опасным? Он изменил его величеству?
Гардинер, разрываемый противоречивыми эмоциями, посмотрел на нее. Наконец натянутым голосом проговорил:
— Нет, Ричард Стаффорд не изменник. Он лишь хотел сократить страдания своей родственницы, которую сжигали на Смитфилде. Ничего, кроме этого. Это преступление не подходит под категорию государственной измены.
— Тогда вы сможете сделать так, чтобы его выпустили? — спросила она. — У вас есть на это полномочия?
Гардинер и Норфолк переглянулись.
— Почему вы медлите? — настаивала принцесса, и в голосе ее прозвучала гневная нотка.
Гардинер поклонился:
— Я позабочусь об этом. Стаффорд будет освобожден до конца недели.
— Я рада, — сказала она и снова повернулась ко мне. — Могу я сделать для вас что-нибудь еще?
— Мне нужно только вернуться вместе с братом Эдмундом в Дартфордский монастырь без помех. — Я намеренно выделила два последних слова, чтобы их смысл дошел до всех, кто находился в комнате. — Я прошу вашего благословения, леди Мария.
Она взяла меня за руки и сжала их.
— У вас есть друг на всю жизнь. Моя мать-королева чтила одно лишь доминиканское благословение. Хотите услышать его от меня?
Мы с братом Эдмундом встали перед ней на колени и закрыли глаза.
Она медленно проговорила:
— Да благословит нас Бог Отец. Да исцелит нас Бог Отец. Да дарует нам просветление Бог Дух Святой: даст глаза, чтобы видеть, уши, чтобы слышать, руки, чтобы делать дело Божие. Аминь.
Я поднялась на ноги и сделала прощальный испанский реверанс.
— Gracias a Dios у la Virgen,[44]— сказала я.
Она улыбнулась, и в ее глазах снова блеснули слезы.
— Я знаю, вы теперь должны поговорить с герцогом Норфолком и епископом Гардинером, — произнесла я, пятясь к двери, потому что никто не может поворачиваться спиной к королевской особе. — Надеюсь, вы позволите нам уйти?
— Только если вы обещаете писать мне, Джоанна. И писать часто, — сказала она.
— Это будет для меня большой честью. — Я уже стояла у самой двери. Брат Эдмунд — рядом со мной.
Он открыл мне дверь. Я в последний раз взглянула на леди Марию, потом на епископа Гардинера. Его светло-карие глаза вперились в меня, но прочитать их выражение я не могла.
Наконец мы вышли из комнаты, затем покинули дом Норфолка. На город опустился вечер.
Джон чуть не расплакался от радости, когда мы появились в конюшне.
— Все давно разъехались, а вас все нет и нет — я уж не знал, что и делать.
— Сможешь довести нас отсюда до Дартфорда, Джон? — спросил брат Эдмунд. — Найдешь дорогу?
— Непременно найду, — ответил он. — Эх, до чего же я соскучился по жене, брат. На все готов, чтобы только добраться домой сегодня.
Мы поскакали рысцой по подъездной дорожке к Парадайз-стрит.
— Думаете, Гардинер действительно отпустит моего отца? — спросила я у брата Эдмунда.
— Должен. Он ведь дал слово принцессе.
— А мы? Можно ли считать, что мы в безопасности от Гардинера?
Мой спутник повернулся в седле, еще раз посмотрел на дом Норфолка и сказал:
— На короткое время. Может, всего лишь на сегодняшнюю ночь. Он попытается узнать, что мы делали в доме Норфолка и почему вообще покинули монастырь.
Тут меня осенило:
— Если отца выпустят из Тауэра, то мне не придется больше выполнять приказы Гардинера.
— Да, — сказал брат Эдмунд. — Вы сможете прекратить поиски короны.
Злость захлестнула меня.
— Неужели вы думаете, что я меньше вашего хочу спасти монастыри?
Брат Эдмунд неловко потянулся ко мне с седла, его пальцы погладили мою руку. Джон быстро скакал впереди, и мы должны были оставить разговоры, чтобы не отстать от него.
— Я уважаю вашу преданность долгу, — сказал он. — Искренне уважаю.
— Значит, мы продолжим наши поиски вместе? — спросила я. — И по возвращении в Дартфорд сделаем все, что в наших силах, используем все, что нам удалось узнать?
Он кивнул.
— Брат, а что вы увидели на гобелене в доме Норфолка? — вспомнила я. — Что-то вас сильно взволновало. Вы поняли историю сестер?
— Я думаю, это плеяды, — ответил брат Эдмунд.
— Кто они такие? — спросила я. — В чем смысл их танца?
— Они танцуют не для себя, — тихо сказал брат Эдмунд.
— А для кого?
Он открыл было рот, но тут же его закрыл.
— Брат, мне показалось, что в их движениях есть какое-то исступление, возможно, даже злость. Пожалуйста, объясните: для кого они танцуют, — попросила я, повысив голос.
Неужели брат Эдмунд что-то скрывает от меня — и это после всего, что мы вместе пережили в доме Норфолка?!
Наконец он неохотно ответил:
— Они танцевали для своего отца, сестра Джоанна.
И что же в этом плохого? Я недоуменно посмотрела на него. Даже в темноте на дороге, ведущей из Ламбета, я видела отблеск страха в глазах своего спутника.
Брат Эдмунд сильно стегнул свою лошадь — такого я прежде не замечала за ним ни разу, — и та быстрее понесла его в Дартфордский монастырь.
— Что-то случилось, — сказала я брату Эдмунду.
Кто знал, чем встретит Дартфорд после двухнедельного отсутствия. Уставшие и окоченевшие от холода, мы свернули с дороги на тропу, ведущую в монастырь. Стояла глухая ночь, и Дартфорд в это время обычно был закрыт, все двери тщательно заперты.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!