Память – это ты - Альберт Бертран Бас

в узкое окошко и увидел Лолин. Она разговаривала с медсестрой, которой наверняка не раз устраивала выговор, когда сама работала. На диване сидели Хуанчо и еще пара знакомых. Нет, я не мог зайти, пока все они там. Наедине-то непросто, а уж при всех… Лучше уйти. Что я там забыл? Дурак…

– Простите, вы позволите? – Медсестра подкатила к двери колыбельку, в которой спал крохотный розовый младенец.

Повернувшись, я увидел, что это не просто медсестра.

– Ох! – только и вымолвил я, застыв с глупым видом. Хотя, уж если на то пошло, она выглядела еще глупее.

– Гомер? – Лицо Алисии выражало полнейшее недоумение. Я был уверен, что за этим последует пощечина, более чем заслуженное оскорбление или что-нибудь наподобие. Но нет, совсем наоборот. Алисия оставила колыбельку и обхватила меня за плечи: – Гомер! Боже мой!

– Привет, Алисия…

– Ты жив! – воскликнула она, не отпуская меня. – Мы думали… Она знает? – Алисия кивнула на дверь палаты.

– Я… Э-э-э… Нет…

– А Полито?

Вместо ответа я застонал.

– Гомер. – В голосе Алисии прозвучали грусть и разочарование. Боль. И нежность. Сочувствие.

– Увы… Не надо было мне приходить.

– Тебе надо поговорить с ней. Ты должен сказать.

– Знаю, – ответил я скованно. Я понимал, что в глазах Алисии, да и любого прежнего знакомого я был не тем, кого они помнили. Я постарел. Выглядел неряшливо. Было время, когда я хотел умереть, и пусть оно прошло, я не был уверен, что хочу жить. Я уставился было в пол, чтобы не встречаться взглядом с Алисией, но увидел другие глаза. Темные, принадлежащие розово-сиреневому существу, выглядывающему из своих пеленок.

– Это…

– Мальчик, – с гордостью отозвалась Алисия.

– Вылитый… – Сердце сжалось, я не смог договорить.

– Копия отца, – помогла Алисия.

Она была права. Передо мной лежал мини-Полито. Глаза заволокло слезами, я ничего не мог с собой поделать.

– Ну же… Пойдем внутрь. Все здесь. – Алисия смотрела на меня с нежностью.

И тогда я понял. Я не могу. Не просто не могу, но и не должен. Встреча с новорожденным сыном для Лолин – первая радость за долгое время. Незабываемое, волшебное мгновение. Я не мог переступить порог и все испортить.

– Нет, – твердо ответил я, вытирая слезы. – Прощай, малыш, береги маму. – Я наклонился и поцеловал его самым долгим, нежным и искренним поцелуем в своей жизни. Поцеловал в лобик это маленькое чудо, ухватившееся за мой мизинец. И отступил, пропуская Алисию. Я едва владел собой.

Глаза у Алисии тоже покраснели, она закусила верхнюю губу, как всегда, когда сильно волновалась. Потом потянулась ко мне и нежно поцеловала.

– Прощай, Гомер.

– Прощай, Алисия.

Я подождал, пока она войдет в палату. Улыбнулся, глядя, как моя дорогая Лолин берет на руки новорожденного сына. Она выглядела усталой, но блаженно улыбалась, не сводя глаз с малыша, который уже лежал у нее на груди, и то и дело целовала его. Лолин заплакала. От счастья и от горя. И я вместе с ней. Я мечтал, чтобы Полито мог увидеть то, что вижу я.

Я в последний раз любовно взглянул на них в окошко палаты. И не мог наглядеться, потому что знал: сейчас я уйду и больше их не увижу.

В такие минуты понимаешь, как трудно отдать швартовы. Но я это сделал. Оставил Лолин, Алисию и остальных и ушел, понурившись, по белому стерильному коридору.

Я выполнил миссию. Потому что наверняка вскоре после моего ухода кто-нибудь заметит в колыбельке рядом с малышом кожаный бумажник с ключами и аккуратно сложенными документами.

Лолин быстро догадается, что это ключи от моей квартиры, дарственная и прочие бумаги, которые помогут ей начать новую жизнь. Ребенок будет расти без отца, но я не допущу, чтобы он рос в бедности.

Сжимая в руке ключи, Лолин задаст вопрос. И Алисия расскажет ей, что видела меня у входа в палату. Лолин выглянет в окошко в коридор, но никого не увидит. Тогда она высунется в окно на улицу, ища меня среди прохожих, но не узнает, если только я не подниму голову. А я не поднял.

И все. Потому что к этому моменту я уже свернул за угол, в смятении сознавая, сколько я потерял, сколько оставляю за спиной. И все равно я знал, что лучший способ закончить жизнь – это начать новую. Лучше прежней – по возможности.

Покидая больницу, я чувствовал себя как никогда бесприютно. Монтойя ждал меня неподалеку на лавочке. На той самой, где мы когда-то разговаривали с капитаном Аматом. Что-то оставалось неизменным, хотя все вокруг изменилось. Раны города уже рубцевались. Барселона исцелялась быстрее, чем я.

На этой лавке Амат сообщил мне о смерти отца. И тогда же процитировал капитана Немо: “Нужны новые люди, а не новые континенты”.

– Чему улыбаешься? – спросил Толстяк, вручая мне новые документы и билет на самолет.

– Может, миру и нужны новые люди, но мне сейчас нужен новый континент.

– Как всегда, не понимаю, о чем ты, сынок. Но мне тебя будет не хватать.

– А мне – вас…

– Напишешь как-нибудь?

– Думаю, нет.

– Хорошо. Потому что если бы ты сказал “да”, я бы не поверил.

Мы посмотрели друг на друга. Наше с Монтойей взаимопонимание только крепло с тех пор, как капитан оставил нас. Мы прочувствованно обнялись в последний раз, хотя мне не хватало рук, чтобы целиком заключить Толстяка в объятия.

– Береги себя, сынок.

– И вы себя. И слушайтесь свою секретаршу, а то я вас даже обнять не могу. – Я улыбнулся, а на глаза навернулись слезы.

– Ладно, проваливай уже. – Глаза у Монтойи тоже блестели.

Я встал с лавки и пошел прочь, не оглядываясь.

Я был чрезвычайно возбужден предстоящим путешествием на край света, и это придавало мне сил. Шаг за шагом. И с каждым шагом я чувствовал себя все дальше от прежней жизни, словно обновляясь.

Эпилог

2019

28. Имя мое – Гомер

Имя мое – Гомер. Мне девяносто семь лет, я читаю без очков, не пью разноцветных таблеток и по-прежнему езжу за рулем своего перламутрового “БМВ” первой серии. Каждый день я играю в бильярд и без труда выигрываю у семидесятилетних юнцов. Иногда хожу в казино и играю в рулетку. Только в рулетку. Картам я никогда не доверял.

Я жил на другом континенте вдали от всех, в маленькой индейской резервации на севере Мексики. Добрые люди приняли меня там с распростертыми объятиями, я нашел новый дом. Я хотел все забыть. Но жизнь смеялась надо мной, даря мне год за годом. Намного больше, чем я просил, и уж конечно, намного больше, чем