Казначей общака - Евгений Сухов

Камера медленно отползла, высветив фигуру «академика» целиком. Из одежды на нем был только нательный крест, украшенный самоцветами.

– Капусточки бы сейчас, – протянул он мечтательно, и тотчас откуда-то сбоку возникла фигура обнаженной нимфы.

– Есть у нас и капусточка, отведайте, не побрезгуйте, – произнесла женщина, подавая ему блюдо с мелко шинкованной капустой. – Такая сладенькая, что сама во рту тает. А хотите, я вас из ложечки покормлю.

Ухаживания старику были приятны, он, обняв женщину за талию, притянул ее к себе.

– Да не капусточка сладка, матушка, а ты, – мягко возразил старик, – однако из твоих рук и с ложечки питаться приятно. А только сначала причаститься нам не мешало бы перед трапезой. Не забыла ли часом, как это делается?

Девушка мелко хихикнула:

– Да как же можно позабыть такое.

– Вот и славненько, – забрал из ее рук тарелку с капустой старик и поставил ее рядом. – Ну-ка, повернись, моя сладенькая… Эх, хороший же учитель тебе достался!

Святой посмотрел на Оксану. Лицо ее выглядело восковым, от прежнего румянца не осталось и следа.

– Ты узнаешь себя? – спросил Святой.

– Выключи ты эту мерзость, прошу тебя! – выкрикнула с отчаянием Оксана. Она бросилась к телевизору.

Герасим перехватил ее на половине пути, сильно сжав запястье.

– Отчего же? Мне очень интересно знать, чем же закончился ваш… роман. Давай понаблюдаем с тобой вместе. Да и ты освежишь собственную память.

Тело у старика было дряблым, с отвисшей кожей на животе, с седыми волосами на груди, где виднелась какая-то неясная татуировка, но лет тридцать тому назад оно было налито силушкой и наверняка вызывало восхищение у любой женщины.

Он действовал не торопясь, слегка поглаживая морщинистыми ладонями по нежным девичьим выпуклостям. Похоже, что в искусстве обольщения он знал толк. Потеребил крепкие соски, и когда они, налившись кровью, стали напоминать махонькие вишенки, привстал и забасил величаво:

– А теперь наклонись, моя хорошая, причастие начинается! Э-эх! Для начала кагора бы не мешало отведать, да ничего, потом наверстаем. Ты как, винишко-то уважаешь? – заботливо поинтересовался старик.

– А то как же, – расхохоталась женщина, – оно душу веселит.

– Оставь! – запротестовала Оксана, пытаясь вырваться.

Руки Святого крепко держали ее за запястье.

– Нет, девочка моя, – давай выпивай эту чашу до конца. И потом мне очень интересно знать, чем же закончится эта прелюдия, – сквозь зубы процедил Святой.

– О, боже! – протянула Оксана, отвернувшись, и с вызовом произнесла: – Ну и смотри, если ты такой извращенец.

Старик поглаживал правой рукой плечи Оксаны, а потом бесцеремонно наклонил ее. Чуть отстранившись, осмотрел ее со всех сторон и с восхищением произнес:

– А ты хороша, душенька! Ой как пригожа!

Затем руки скользнули по ее бокам, остановившись на талии.

– Такой уродилась, – откуда-то снизу произнесла Оксана.

– И кожа у тебя какая гладенькая, – хвалил старик. – Признаюсь тебе, баб я знавал немало, но такую гладенькую встречаю впервые.

На лице старика застыло сытое и очень довольное выражение. Похоже, что он знал, о чем говорил.

Неведомый оператор заснял Оксану не без изящества, он склонился к самому полу, и ее голова хорошо просматривалась между широко расставленными ногами. Такой выгодный ракурс обычно выбирают операторы порнофильмов, похоже, что у человека с видеокамерой в этом отношении имелся немалый опыт.

– Вот и славненько, – слегка похлопав Оксану по ягодицам, старик уверенно подался вперед. – Ох, славненько вошел! – не то похвастался, не то похвалил он себя. И ритмично, проявляя молодцеватую расторопность, принялся работать тазом. – Эх, славненько, девочка моя, эх, славненько! – наклонял старик Оксану все ниже. – Глубоко пошло, кажись, по самые яйца залез, – прямодушно объявил старик, передыхая.

Святой почувствовал, что неимоверно хочет курить, подобное с ним случалось, когда он волновался. Что бы, интересно, сказал ему отец Гурьян, если бы заметил его пристрастие к дьявольскому зелью. Но теперь Герасим не мог отказаться от сигареты. На столе лежала распечатанная пачка сигарет, газовая зажигалка. Не отрываясь от экрана, Герасим молча закурил.

Старик продолжал ритмично работать тазом, без конца поглаживая тело Оксаны. Наконец его ладони, морщинистые, с пигментными пятнами старости, остановились на девичьих грудях. Он умело потеребил их, заставив Оксану издать глухой стон, и, грубовато взяв их, потянул на себя.

– А хорошо! – обрадованно восклицал старик.

Оксана пыталась угадать его такт и ладно подстраивалась, изредка издавая глухие стоны.

Сейчас она сидела на диване и, закрыв лицо руками, всхлипывала. Она больше не предпринимала попыток прекратить этот мучительный просмотр и только с тоской повторяла:

– Боже мой! Боже мой! Как мне стыдно!

– Где это происходит? – вяло прервал ее стенания Герасим.

– Это в сауне, в раздевалке, – сказала она, едва подняв глаза.

– Ну-ну, значит, немного попарились и решили поразвлечься, – подытожил безрадостно Герасим. – Кто вас снимал?

– Я даже не знаю. Может, это скрытая камера? – с надеждой спросила она.

Герасим невольно хмыкнул:

– На скрытую камеру не похоже. Вижу, что человек, который вас снимал, прекрасно разбирается в операторском искусстве. А знаешь, если бы ты прошла в свое время актерскую школу, то из тебя получилась бы порнозвезда, – не без иронии сказал Герасим, продолжая следить за разворачивающимися событиями.

Дедок уже изрядно подустал, чувствовалось, что годы берут свое: его лицо и грудь побагровели, с него крупными каплями стекал пот. Даже нос его как-то заострился и вытянулся, он будто бы постарел еще на десяток лет. Неожиданно его лицо застыло, словно маска, он с силой потянул Оксану на себя и замер, рыча.

Минуту он стоял неподвижно, прикрыв глаза. Неведомый оператор безжалостно запечатлел на его лице блаженство, а потом старик медленно, с легким покрякиванием, сел на табурет.

– Уф, оскоромился, – произнес он, вытирая ладонью пот, обильно проступивший на лбу. – Хороша ты, девица, – честно признался он, – только ведь перепачкался я весь, – небрежно махнул рукой старик, – как же в таком разе портки-то одевать.

– Это дело поправимое, – широко улыбнулась Оксана, – вы бы присели сюда на скамеечку. – Она потянула старика за руку. – Вот сюда, пожалуйста, здесь вам удобно будет. – Уважение к старцу было настолько безмерным, что даже недавняя близость не позволила ей перейти на «ты».

Едва старик сел, широко раскинув ноги, как Оксана приникла ртом к увядшей сморщенной плоти и энергично заработала губами, стараясь воскресить безвольный комок к активной жизни. Минут через десять в ее глазах появилось разочарование, похоже, что усиленные упражнения не помогли.