Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть! - Глэдис Митчелл

У автобуса была крыша, но не было стен. Езда в нем была восхитительна и крайне опасна. Сиденьями служили четырехдюймовые доски от края до края, и пассажиры сидели по три в ряд лицом к движению. Время от времени только деревянные столбы, поддерживающие крышу, позволяли сохранить весьма желательную возможность продолжать путешествие вместе с автобусом.

Водитель, быстро разговаривавший сам с собой по-турецки, переключил передачу, и скорость автобуса с пятидесяти пяти миль в час увеличилась до шестидесяти пяти, а дорога сузилась в одну пыльную полосу. Экспедиция ехала в Эфес.

Примерно через три минуты автобус остановился, люди выбрались, помогая друг другу. Сэр Рудри всех предупредил не разбредаться, потому что в округе бродят дикие кабаны. Потом по зарослям, обдирающим ноги тысячами безобразно кровоточащих царапин, повел свой отряд к большому неприятного вида пруду.

— Комары! — вскричал Александр Карри, развернулся на месте и устремился со всех ног к автобусу.

— Здесь стоял храм Артемиды, — сказал сэр Рудри, глядя на трясину, из которой торчала пара обломанных колонн, поддерживавших его более ничем не подкрепленное заявление. — Много камня ушло, чтобы его построить.

На возвышении на другом берегу озера виднелись развалины строения — то ли форта, то ли мечети, трудно было сказать. Все послушно на них уставились, кроме мальчишек, скрывавших честолюбивое стремление побултыхаться в луже.

— Пиявки, — сказала миссис Брэдли, не имевшая даже малейшего представления, действительно ли обитают пиявки там, где был храм, но знающая, что ребята обычно этих тварей боятся.

Мальчики снова надели носки и сандалии и решили потолкаться, делая вид, что хотят столкнуть друг друга в воду.

— Теперь в Эфес, — велел сэр Рудри.

Кэтлин, оглядывавшаяся вокруг в страхе перед дикими кабанами, первой направилась к автобусу. Люди помогли друг другу залезть на борт, и автобус двинулся к морю, но вдруг вильнул влево через расщелину и остановился.

— Ну вот, — сказал сэр Рудри, лучась энтузиазмом и блестя вспотевшим носом. Усы оптимистично топорщились. — Тут у нас…

Он склонился к небольшой карте.

— Послушайте, Дик, — сказал Гелерт, когда отряд выбрался из автобуса через оба борта и Дик расплатился с водителем, — за каким дьяволом отец привез гадюк?

— Гадюк? — переспросил Дик. — А, гадюк! — Он выгрузил ящик на землю, потом снова запихнул в автобус. — Не понимаю, зачем надрываться и тащить этот багаж дальше, чем нам нужно. Эти спальники тонну весят. Оставьте их здесь и все остальное барахло, и посмотрим, насколько близко автобус может подъехать к развалинам. Как я понимаю, спать мы будем в театре.

Водитель без возражений снова завел мотор, и молодые люди потащились, как собаки за сельской телегой. Машина осторожно миновала гимнасий Ведия и резко остановилась перед разрушенным стадионом.

Дик дал водителю на чай и вытер лицо.

— Позовите Иэна, пусть поможет, — сказал он.

Гелерт ушел, а Дик с помощью водителя, оказавшегося умелым и ответственным помощником, выгрузил спальные мешки, и когда Иэн, кривоногий и могучий, подошел, мешки уже лежали на земле, каждый был скромно, но отчетливо помечен именем владельца. Большая часть мешков бугрилась от торчащего во все стороны переносного лагерного снаряжения, более громоздкого и разнообразного, чем Гелерт признал бы необходимым.

— Вот этот — мой, кажется. Да, он. Там все для фотографий в одном узле, — сказал Дик. — Как я понимаю, все горшки, котлы и прочее кухонное — в вашем с Иэном мешках, Гелерт. У ребятишек там запасные носки и свитера. Наверное, можно пока все оставить так — оно дорогу не загораживает. Вообще-то холмистый участок над греческим рынком подошел бы для лагеря больше, но сэр Рудри предложил театр, потому что там можно укрыться в проходах сцены.

— Правда, оставим все это барахло здесь в куче, — согласился Гелерт. — Почему каждый не может взять свой мешок и расположиться где хочет? Чур, я наверху театра. Не собираюсь я корчиться в проходе.

Последний пункт назначения необычного путешествия сэра Рудри был определенно самым крупным, самым интересным и самым романтичным. Даже Эпидавр при всей его горной красе и великолепии почти идеального театра не мог сравниться — во всяком случае, с точки зрения мальчишек, — с этой местностью, так напоминающей английский ландшафт, что исчезало всякое ощущение, что ты не на родине. Ничего не было в Эфесе отдаленного или пугающего, ничего подавляющего или тревожащего. Перед людьми, собравшимися вокруг багажа возле стадиона, вилась манящая тропинка, вскоре ветвящаяся и открывающая широкий вид на руины. И сами по себе руины не были брошенными. Скорее они походили на какое-то недостроенное экспериментальное здание. И печального ничего в Эфесе не было. Открытая, раскопанная часть Священного Пути, будоражащая и приглашающая тропинка, ведущая к закулисным проходам театра, сам театр, разрушенный, поросший бурьяном, ласково-солнечный и дружелюбный, царская дорога — римская Аркадиана, ведущая из гавани в город, — двухъярусная библиотека Цельса и его полностью сохранившаяся, нетронутая гробница, — все это вместе восхищало всех, особенно Кэтлин и Иэна, и более чем устраивало мальчиков.

— Вот это правильное место для каникул, — заявил Кеннет. — А знаете что? — Он огляделся, но старшие, ушедшие в ученый разговор, совершенно не «знали что» и не интересовались. — Я так скажу, ребята: давайте выгуляем тут наших гадючек?

— Мы их потом не поймаем, — возразил Айвор, представив себе гнев отца, если гадюки потеряются или кого-нибудь укусят. — Они же мелькнут, как молния, — и нету их.

— Да ерунда! — ответил Кеннет. — Спорим, это самые медленные гадюки в мире? Да если бы мы с ними гнались наперегонки… Слушайте! — сказал он, и лицо его озарилось радостью новой идеи. — Давайте выпустим трех и устроим гонку! Ну? Давайте сделаем, как я сказал! Увидите, здорово получится, словами не передать!

— Иди к черту, — огрызнулся Айвор. — Мы их никогда друг от друга не отличим, и каждый будет божиться, что его змея пришла первой, а так или нет — не проверить. Как мячи для гольфа в тот раз, потому что твой прокололся и мой прокололся, а я точно знаю, что свой кинул куда дальше, чем ты, а когда мы их нашли, так все они были проколоты…

— Замолчи, — перебил его Стюарт. — Я вам скажу, как мы сделаем. Мы просто себе пойдем и глянем на тех гадюк, и увидим, хотят они размяться или нет. Если они с виду сонные и им надоело сидеть в ящике, можем их выпустить ненадолго, но если у них вид такой, что они хотят метаться и кусаться, так не будем.

Эта блестящая по своей разумности программа была всеми принята без возражений, и мальчики рысью понеслись туда, где оставили багаж. Но тут Кеннет обернулся к Стюарту:

— Ты, осел! У нас же ключа нет. И нам ящик не открыть.

— Еще как открыть, сам ты осел! Я давно заметил, что замок сломан. Сломался, когда дурацкий ящик из поезда выпал. Я видел, как его турок-носильщик поднимал. Ох, хотел бы я видеть его лицо, если бы он его уронил и эти чертовы змеи на него выпали.