Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть! - Глэдис Митчелл

— Так кто это был?

— Наш превосходный Диш.

— Диш? Его стошнило?

— Как следует…

— Это понятно. Он все делает тщательно.

— Это было весьма неприятно, — сказал Дик. — Он почти успел выйти, устроив суматоху и разговаривая, думаю, на хинди.

— Скорее пиджин-инглиш, — возразил Гелерт. — Его корабль одно время был в китайских водах, кажется. «Китайская станция» называется, или как оно там?

— Жаль, его там не научили удерживать выпитое в себе.

— О господи! Он уже добрался домой? У матери будет нервный срыв. Она считает, что Диш совершенно лишен недостатков.

— Ну, так оно и есть, я думаю, в обычных обстоятельствах. Наверное, он просто отмечал конец поездки. Кстати, он в Эфес едет, не знаете?

— А вы едете?

— Конечно.

— Я думал, утром вы сомневались. Я лично сомневаюсь, очень сомневаюсь. Мне надоели эти приключения сумасшедшего.

— Утром? Ну, это было давно.

— Кстати! — сказал Гелерт, вставая и хлопая Дика по плечу. — Чертовски рад за вас с Миган.

— За нас с Миган? — спросил Дик. — Но еще же ничего не решено, знаете ли. Кстати, я спросил Армстронга про то микенское золото.

— И что было?

— Он попытался меня ударить ногой и выругался. От удара я уклонился, назвал его чертовой вороной и пригрозил полицией. Он только засмеялся. Сказал, что если я пойду в полицию, то никогда не женюсь на Миган. Он об этом позаботится.

Диш ушел из дому в шесть, потому что у него был свободный вечер. Он взял подзорную трубу и пошел, как обычно, к Фалерону посмотреть на корабли в бухте. Ничего интересного там не было. С самого приезда в Афины он все время высматривал военные корабли, но ничего пока что не приковало его взгляда. И все же он сделал порт своей первой целью и проводил примерно час, наводя трубу на корабли в гавани. К запаху сточной канавы он был абсолютно невосприимчив, а если бы его спросили, он мог бы признать, что принимал его за озон.

Следующим его шагом, и тоже привычным, было нанять лодку и велеть доставить его на Саламин и обратно силами двух потных гребцов-греков. После этого программа бывала разной. Иногда он ходил в кино и терпеливо, молча, без критики смотрел английский фильм года эдак двадцатого с немецкими субтитрами. Потом он выходил, выпивал стакан чего-нибудь, покупал греческие сигареты и слушал громкоговоритель с танцевальной музыкой. Потом выпивал кружку пива в каком-нибудь кафе и шел домой.

Но в этот вечер после поездки на лодке он сперва пошел в кафе и там увидел Армстронга в обществе двух молодых женщин. Он заказал себе выпить и сигарет, и тут его увидел Армстронг и бросился к нему со словами:

— Диш, живо домой и обратно и принесите мне маленький фотоаппарат — тот, которым я моментальные снимки делаю. Тут мои подружки хотят сняться.

Диш мрачно смотрел в стакан, не обращая внимания.

— Диш, быстро! — сказал Армстронг. — Не сидите тут как сыч!

— У меня сегодня выходной, — ответил Диш. — Я ни для кого бегать домой не стану. Разве что для моего работодателя, и то это было бы одолжение.

С этими словами он поднял свой стакан. Девушки захихикали, Армстронг, сердито покраснев, вдруг заявил:

— Скоро я буду твоим работодателем, старый дурак, а потом ты вообще без работодателя окажешься!

И он толкнул стакан, который Диш поднес ко рту, и расплескал жидкость во все стороны — в основном на Диша.

Отставной матрос поставил полупустой стакан и вытер лицо. Потом поплевал на руки. Потом двинул Армстронга в живот. Когда Армстронг встал — что потребовало некоторого времени, — он ударил его в нос и в зубы. Потом в ребра. Потом тяжелой мозолистой ладонью дал ему пощечину. В заключение тычком в нос свалил Армстронга на пол. После чего сел и поднес к губам стакан, ожидая, чтобы Армстронг встал.

Девушки, сперва хихикавшие, потом напуганные, поспешно вытащили своего спутника из кафе и повлекли по людной улице. Диш остался сидеть, только глаза его блестели, как не блестели уже много лет.

Он сообразил, что ему хочется пить, и заказал еще пива.

Наконец, когда он выпил больше, чем нужно, пошел в театр, где Дик смотрел «Веер леди Уиндермир». Там его вывернуло, и он пошел в другое кафе — возместить утерянное пиво. В полпервого ночи он информировал группу совершенно незнакомых людей, что она — дивный цветок, а он — пчелка. Вернулся он домой через час, с виду трезвый. Дик его ждал и впустил в дом.

— Вот что мне все-таки хочется знать, — сказал Стюарт, отбивая ритм джаза на досках портика, — это что за белая фигура там была.

— Какая белая фигура, дитя мое? — спросила миссис Брэдли без интереса. Она считала ряды темно-зеленого джемпера, который вязала, и не хотела нарушить математическую точность узора.

— Белая фигура — жутко загадочная. Я все о ней думаю и жалею, что мы забоя… что мы не стали выяснять, кто это.

— О чем это ты?

Она закончила подсчет и вязальной спицей отметила в книжке, откуда брала инструкцию. Поняв, что у мальчика к ней серьезный разговор, она отложила работу, сложила желтые руки, навела черные глаза на его лицо и кивнула.

— Так лучше, спасибо, — сказал Стюарт.

На его лице было полным-полно веснушек, они сливались, создавая эффект одновременно загара и грязи. Он был одет в купальный костюм и пару хлопчатобумажных штанов, из которых торчали ноги, казавшиеся маленькими даже в сандалиях. Его лицо, которое украшали зеленые глаза, было мрачно-серьезно, как обычно. Стюарт был самым привлекательным и серьезным из всех известных миссис Брэдли мальчиков.

— Вы не знаете про белую фигуру? — спросил он настойчиво.

— Что за белая фигура, дитя мое?

— В Эпидавре. Мы ее дважды видели, две ночи подряд.

— Где?

— В том лабиринтике.

— В основании Толоса? В какое время?

— Я не могу сказать точно. Но глубокой ночью. Мы там разведывали… то есть, — поправился он, — мы хотели посмотреть, можно ли утащить змей. Ну, для смеха. И вот так это было.

— Сэр Рудри, — сказала миссис Брэдли.

— Да, я знаю, это должен был быть он.

Но в голосе его было столько сомнения, что миссис Брэдли сказала:

— Хорошо, мы его спросим.

— Он может разозлиться.