Дикая роза - Дженнифер Доннелли

– Ш-ш-ш, – произнес мужчина. – Все в порядке, Уилла. Все в полном порядке. Я лишь немного тебя поспрашиваю. Всего пара вопросов. А потом ты снова уснешь.

Голос был негромким, успокаивающим. Совсем не сердитым, как тогда.

– Уилла, где сейчас находится Лоуренс? Мне нужно знать. Мне очень важно это знать. Ты ведь поможешь мне, правда? Как тогда, в горах.

Уилла попыталась кивнуть. Она хотела помочь. И потом спать.

– Не надо кивать. Вообще не двигайся. Тебе нужно лежать тихо. Отдыхать. Достаточно ответов. Так где сейчас Лоуренс?

Уилла сглотнула. Во рту вдруг совсем пересохло. Она уже собиралась ответить на вопрос, когда перед ее мысленным взором вдруг появился Лоуренс. Он сидел на корточках возле костра в пустыне. Рядом примостился Ауда. Взглянув на нее, Лоуренс медленно поднес палец к губам. Уилла поняла: она должна уберечь его и Ауду. Ей ничего нельзя рассказывать этому человеку.

– Устала… – сказала она, стараясь не поддаваться туману в голове, думать связно и уклоняться от ответов.

Мужская рука соскользнула с ее щеки и больно сжала ей подбородок.

– Где Лоуренс? – повторил голос, в котором появилась жесткость.

Уилла напрягла разум. Собрала остатки сил, чтобы придумать подходящий ответ и отбить у мужчины желание приставать к ней с расспросами.

– Каркемиш, – сказала она. – Он сейчас в Каркемише, занимается раскопками. Он нашел там храм…

Лоуренс действительно занимался раскопками на месте древнего хеттского города Каркемиша, но это было давно, задолго до войны.

Мужчина отпустил ее подбородок и выругался сквозь зубы.

– Вы дали ей слишком сильную дозу. После жара она и так находилась в полубредовом состоянии, а от морфия совсем тронулась рассудком. В следующий раз прошу снизить дозу.

Шаги стали удаляться. Дверь закрылась, а потом Уилла уже ничего не слышала.

– Мистер Фостер, вы не находите эту затею безумной?

– Только если мы потерпим неудачу, мадам. Если она удастся, вы назовете ее гениальной.

Фиона, которая сидела напротив дворецкого в поезде, отправившемся в 8:15 в Оксфорд, кивнула.

– Сид рассказывал, что некоторые его пациенты любят работать в саду. Чарли часто помогал мне возиться с розами. Помните?

– Еще бы не помнить! – усмехнулся Фостер. – Особенно мне запомнилось, как Чарли решил изготовить собственное удобрение. Взял овощные очистки, рыбьи головы, выдохшийся эль. Смешал все это в кладовой и потом забыл. А помощница поварихи случайно опрокинула его смесь.

– Это я тоже помню, – засмеялась Фиона. – Его смесью провонял весь дом.

– Вот-вот. В кухне было невозможно находиться. Глаза слезились от паров его «удобрения». Наша повариха рассвирепела и заявила, что увольняется. Я пустил в ход всю свою силу убеждения, чтобы уговорить ее остаться.

– Я и не знала. Спасибо вам, мистер Фостер.

Посмотрев на дворецкого, Фиона вдруг поняла, как же она мало знает об этом человеке. За Фостером она жила как за каменной стеной. Он всегда был рядом, исправляя возникавшие ситуации и сглаживая острые углы. Стараниями дворецкого Фиона была избавлена от головной боли, именуемой домашним хозяйством. Она не представляла жизни их дома без этого немногословного, тактичного человека.

А ведь ему было почти шестьдесят пять. Он поседел и страдал от артрита в руках и коленях. Пять лет назад они наняли в помощь Фостеру Кевина Ричардсона, ставшего младшим дворецким и избавившего его от наиболее утомительных обязанностей. Однако Фостер по-прежнему управлял домом, и Фиона хотела, чтобы так продолжалось и дальше. Без него она не представляла ни своего дома, ни своей жизни.

Фиона и Джо всегда хорошо относились к Фостеру. Он получал щедрое жалованье. В доме у него было несколько просторных комнат. Его уважали, с его мнением считались. Но сейчас, сидя в грохочущем поезде, упираясь ногами в тяжелую корзину с рабочей одеждой, которая стояла между ней и дворецким, Фиона чувствовала, что мало заботилась об этом человеке. Она ни разу не сказала ему, как много он значит для нее и как она ценит его усилия.

Фиона решила хоть как-то это исправить. Она подалась вперед, откашлялась и начала:

– Мистер Фостер, я…

– Не надо слов, мэм. Все нормально. Я знаю, – сказал он.

– Знаете? – удивилась Фиона. – В самом деле?

– В самом деле.

Фиона кивнула. Ей было известно, что дворецкий не жаловал бурных проявлений чувств. Когда она оправилась и набралась смелости, необходимой для новой встречи с сыном, она попросила Фостера поехать вместе с ней. Не Джо. С Джо, ее любимым мужем и отцом ее психически травмированного сына, она бы плакала. А с Фостером, бывшим военным, она будет держаться бодро и делать то, что надо.

А надо заниматься садом. Так решила Фиона. В имении Мод был розарий, полный красивых, пышных, благоухающих старых роз, к которым давно не прикасались руки садовника. Госпитальный садовник и его помощники занимались почти исключительно огородом, необходимым для пропитания пациентов и персонала госпиталя.

Сид рассказывал, какие чудеса делает с жертвами психических травм обыкновенная работа по хозяйству. Чарли унаследовал отцовскую любовь к садам и огородам. Он всегда следовал за Джо, когда тот катился на коляске между рядами яблонь и груш в их имении в Гринвиче, осматривая созревающий урожай. Фиона надеялась, что уход за розами Мод поможет выздоровлению Чарли.

Поезд замедлил ход. Выглянув в окно, Фиона увидела приближающийся перрон станции.

– Мистер Фостер, мы подъезжаем, – сообщила она, но дворецкий уже стоял и собирал их вещи.

– Прошу вас, мэм, помнить про одну особенность, – сказал он, снимая с вешалки ее дорожную сумку и зонт.

– Про какую?

– Рим не сразу строился.

– Конечно, мистер Фостер. Я буду это твердо помнить, – пообещала Фиона.

Их встретил Сид.

– Ну как он? – спросила брата Фиона.

– Увы, без перемен. А ты как?

Встревоженная, подумала о себе Фиона. Испуганная. Сердитая. Жалкая. Неуверенная.

– Настроена решительно, – сказала она вслух.

– Другой я тебя и не знаю, – улыбнулся Сид.

– Я хотела бы без промедления заняться розовым садом, – заявила Фиона. – Найдешь нам тачку?

Пока она переодевалась в рабочую одежду, Сид сходил за всем необходимым. Помимо тачки, он раздобыл удобрения и садовые инструменты, которые Фиона не стала везти из дома. В дополнение к ним Сид погрузил в тачку корзину с сэндвичами и чаем. Когда все было готово, он повел сестру и Фостера в палату Чарли.

Чарли все так же сидел на койке; кажется, на том же самом месте. Он по-прежнему дрожал и смотрел прямо перед собой. На мгновение Фиону захлестнула волна горя, угрожая поглотить, но в голове зазвучал голос Роуз: «Ты – его мать и должна сражаться за своего ребенка». Потом она услышала тихий голос стоящего рядом Фостера: