В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Анна Уайтлок

Участники начинали готовиться за несколько месяцев до турнира: тщательно продумывали образ, шили ливреи для слуг и оруженосцев соответствующих цветов, готовили девизы для щитов, декорации и костюмы. Появление на турнире было дорогим удовольствием. Почести зарабатывались не только силой и ловкостью, но и с помощью живописных, изобретательных зрелищ. Молодые рыцари заказывали дорогие доспехи и роскошные костюмы; готовились расписные щиты, украшенные лаконичными девизами, как правило прославлявшими королеву-девственницу. Ожидалось, что перед поединками участники будут произносить остроумные, романтические речи во славу королевы.

Придворные и простолюдины обычно с равным нетерпением ждали турнира, лондонцы толпами стекались к месту его проведения, сжимая в кулаках плату за вход. Все радовались зрелищу и возможности отдохнуть.

Арена, располагавшаяся рядом с тем местом, где в наши дни проводятся парады королевской конной гвардии, вмещала свыше 10 тысяч зрителей. На одном конце ее соорудили крытую галерею, или «длинную комнату», где сидела Елизавета со своими дамами. Рядом с ристалищем сооружали подмостки и трибуны, откуда заплатившие за вход зрители наблюдали за поединками.

После того как закончились дневные поединки и подали ужин, Эссекс объявил, что приготовил для Елизаветы представление под названием «Эрофилус» («Любовь»). Оруженосец графа, представляющий Эссекса, обратился к королеве и призвал ее обратить внимание на то, как его хозяина «донимают три назойливых помощника» Филаутии (Себялюбия): Отшельник, Солдат и Сановник. Каждый побуждает Эрофилуса (Эссекса) забыть о любви к своей госпоже и вместо того следовать по пути либо учености (как Отшельник), либо воинской славы (Солдат), либо политической власти (Сановник). Однако оруженосец Эссекса прогнал подручных Себялюбия, развеяв их чары, и заговорил о вечной преданности королеве, которую испытывает его хозяин.

Как Эссекс ни старался, Елизавете представление совсем не понравилось; не такого выражения верности и прославления она ожидала в годовщину своего восшествия на престол. Хотя внешне речь шла как будто о любви и преданности ей, Елизавета решила, что в представлении слишком превозносится сам Эссекс, и жаловалась: «Знай она, что здесь будет столько пустых речей, то не пришла бы сюда вечером, а легла бы спать».[1138]

Попытка графа восстановить свое положение при дворе и вернуть благосклонность королевы не увенчалась успехом; вместо того чтобы позволить ему праздновать Рождество рядом с собой, Елизавета отправила Эссекса на север. Заболел Генри Гастингс, граф Хантингдон и представитель Тайного совета на севере с 1572 г., и требовалось поддерживать порядок, «пока не найдется достойный доверия наместник, если Господь призовет теперешнего к Себе». Отправив на север Эссекса, Елизавета надеялась, что королевская власть там сохранится, хотя это означало, что на праздниках графа при дворе не будет. Хотя королева не радовалась такому решению, в нем имелось рациональное зерно.

Поскольку здоровье графа Хантингдона продолжало ухудшаться, Елизавета приказала, чтобы его жене, Кэтрин, графине Хантингдон, ничего не сообщали. Королева не хотела, чтобы та волновалась без нужды. Кэтрин подолгу жила в имении в Эшби-де-ла-Зуч в Лестершире, однако регулярно наведывалась и ко двору. В начале 90-х гг. леди Кэтрин почти без перерыва служила Елизавете и достаточно реабилитировалась для того, чтобы ее муж благодарил королеву за «милосердие к его жене, которое я никоим образом не заслужил».[1139]Леди Кэтрин так приблизилась к королеве, что в сентябре Роуленд Уайт, доверенный Роберта Сидни при дворе, писал своему хозяину: «Прошу вас писать миледи Хантингдон при каждой возможности, ибо ваших писем ждут; ищите ее благосклонности, чтобы получить разрешение вернуться и увидеться с ней, что значительно ускорит дело, ибо королева желает утешить ее любыми способами».[1140]

Когда 14 декабря 1595 г. прибыл посыльный с известием, что граф Хантингдон умер, двор уехал из Лондона. Елизавета тут же отправилась в столицу, она решила сама обо всем рассказать графине. «Королева вернулась в Уайтхолл столь неожиданно, что все недоумевают… однако она хочет сообщить новость сама», – написал Роуленд Уайт.[1141]Узнав о смерти мужа, Кэтрин обезумела от горя. «Не могу передать вам, с какой страстью она горевала и горюет до сих пор», – сообщал хозяину Уайт. Елизавета так беспокоилась за Кэтрин, что снова вернулась на следующий день, чтобы утешить ее. «Королева всю субботу уединялась с миледи Хантингдон, – писал Уайт, – что ее очень утешило».[1142]

Подавленная потерей, Кэтрин тяжело заболела; все боялись, что смерть ее неминуема. 3 января сообщали, что «миледи Хантингдон по-прежнему вне себя от горя и многие сомневаются в том, выживет ли она. Она так слаба, что никто не смеет подойти к ней и узнать, как она намерена распорядится состоянием и даже что делать с телом покойного милорда».[1143]Не имея собственных детей, графиня очень хотела видеть племянника, сэра Роберта Сидни, который служил в Нидерландах. Королева так беспокоилась за состояние леди Хантингдон, что вызвала сэра Роберта ко двору, чтобы тот утешил ее милую наперсницу. Состояние леди Кэтрин улучшилось, следующие несколько лет она жила в Челси, наносила регулярные визиты ко двору и оставалась близка с Елизаветой до смерти королевы. Кроме того, графиня следила за карьерой племянника, сэра Роберта Сидни; она с радостью заботилась о его детях, пока тот находился за границей, где служил в посольствах. Роберт Сидни был обязан своим взлетом любви обеих теток, графини Хантингдон и леди Анны, графини Уорик, которая также способствовала его продвижению при дворе.

Эссекс вернулся с севера в начале 1596 г. Хотя он по-прежнему считался фаворитом королевы, их медовый месяц явно миновал. Увидев, что Елизавета не сажает его рядом с собой, Эссекс удалился в свои покои и притворился больным, чтобы вернуть расположение королевы. 19 февраля Роуленд Уайт сообщал: «Милорд Эссекс по-прежнему не выходит из своих покоев». Через три дня: «Милорд Эссекс почти весь вчерашний день провел в постели, однако один из его приближенных сообщил мне, что он не беспокоится, так как знает, что его хозяин не болен». Елизавета поверила его игре. «Не проходит ни дня, – писал Уайт сэру Роберту Сидни, – чтобы королева не посылала справиться о нем; и он каждый день видится с ней с глазу на глаз». 25 февраля Уайт писал: «Милорд Эссекс выходит из своей спальни в ночной рубахе и ночном колпаке… Его светлость провел в постели полных 14 дней; ее величество… решила сломить его волю и разбить его сердце… но теперь у них все снова хорошо; несомненно, он станет очень влиятельным человеком в нашей стране».[1144]