Время скорпионов - D.O.A.

Живым из этой схватки выйдет только один.

После нескольких минут бестолковой борьбы агенту, который не был связан, удалось оттолкнуть противника. Вскочив, он загнал Фодиля в угол камеры, свалил его с ног и набросился на пленника, осыпая его лицо градом коротких ударов.

Когда Мустафа был почти оглушен, Линкс обошел его со спины и произвел захват, чтобы придушить исламиста. Отбиваясь, тот заорал изо всей силы. Кольцо еще сжалось. Вскоре слышалось лишь хрипение обоих сражающихся. Фодиль делал отчаянные попытки вырваться. Он дернулся назад и вверх, изогнулся и прижал агента к стене. Но захват был крепким, кольцо неуклонно все больше сжималось. Раздался сухой треск, и они сползли по стене вниз.

Неподвижность и тишина.

Линкс долго сидел, не шевелясь и обхватив руками шею мертвеца.

Амель внезапно проснулась. Она никак не могла отделаться от воспоминания об осуждающих глазах того человека из бара в двадцатом округе. Вместе с ее лионским «спасителем», с его угрозами и проклятиями на устах и гигантским карающим перстом, он всю ночь преследовал девушку.

Она лежала рядом с Сильвеном, живот свело от страха. Муж спал, повернувшись к ней своим спокойным лицом. Это безмятежное выражение, которое она так часто видела за последние четыре года, больше не приводило ее в восторг. И теперь оно не только не успокоило ее, но еще и оживило кошмарное чувство вины, преследовавшее молодую женщину во сне. Ей стало трудно смотреть на мужа, даже спящего.

Амель перевернулась на спину. Запах мужа стал немного слабее. Их с Ружаром профессиональная деятельность приобрела определенный смысл. Предстояли бои, и молодая женщина чувствовала, что готова снова принять в них участие. Не может быть и речи, чтобы она позволила кому бы то ни было запугать себя.

Амель тихонько повернула голову направо. Будильник подтвердил, что еще очень рано. Слишком рано. Они легли меньше четырех часов назад, а ей уже не спалось. Безотлагательная потребность. Иначе она не могла бы описать чувство, овладевшее ею в последние два дня и дающее ощущение, что все, что она переживает, происходит слишком медленно и скучно. Она испытывала потребность двигаться, что-то переделывать, исправлять, причем быстро. До чего глупо.

Вчера вечером в ресторане Сильвен решил, что она устала. Амель не принимала участия в разговорах и молча изнывала от тоски, неспособная заинтересоваться тем, что происходит за столом. Чтобы скоротать время, она написала Сервье эсэмэску и стала ждать ответа. Когда около часу ночи она отключила мобильный, ответа все еще не было. Это лишь усилило ее чувство тревоги и неудовлетворенности.

Когда они возвращались, муж заметил ее состояние. «Погасшая». Он произнес это слово в машине, имея в виду «отсутствующая». Ответом ему было ее упорное молчание, и он предпочел воздержаться и не углубляться в эту тему. Оба не имели ни малейшего желания касаться деликатного вопроса. Не сейчас. Момент выбора между доверием и откровенностью еще не пришел, если когда-то и придет.

Амель попыталась вспомнить, где она оставила телефон. В сумке, далеко от спальни. Осторожно, чтобы не разбудить Сильвена, она встала. День обещал быть длинным.

Камель и Фарез находились в плохо освещенном, сыром, холодном и зловонном туннеле. На обоих были защитные очки, строительные каски и непромокаемые комбинезоны канализационных рабочих. Свод над их головами в радиусе примерно двух метров был освещен мощными прожекторами, которые они сами установили в кромешной темноте.

Ксентини кивнул, и Фарез запустил колонковую трубу. Прочно прикрепленный к стенам и полу канализации инструмент вгрызся в потолок. К их ногам, смешиваясь со сточными водами, сразу потекли конденсат и смазка.

После получаса непрерывной работы машина остановилась, и они из предосторожности отодвинулись от проделанного отверстия.

Камель отправил в дыру контрольный зонд, подтвердивший, что отверстие безупречно. Он показал Фарезу бетонный керн:

— Режет пробку длиной пятьдесят сантиметров. Буду демонтировать оборудование и начну укладывать.

Прошло еще три часа, в течение которых они трудились, не теряя ни минуты. Туннель опустел и понемногу приобрел тот вид, какой имел до их прихода вскоре после полуночи. Пикап с логотипом «Париж», на котором они прибыли, снова принимал все их имущество. Отходы отправились в соседний главный коллектор.

Когда, вернувшись снаружи, Фарез встретился с Камелем, тот внимательно осматривал свод:

— Видимых следов почти нет. Если не знать, что это здесь, невозможно заметить, что кто-то пробурил потолок. Отличная работа, брат. — Он положил горячую руку на плечо Хиари, так ловко скрывшего результат их работы. — Когда, ты сказал, будет следующий эксплуатационный осмотр?

— Когда я узнавал в канализационной службе, он был назначен на двадцать второе ноября.

— Значит, через пять дней?

Фарез кивнул:

— А потом ничего целых четыре месяца. Мы спокойно сможем работать по всей зоне. Даже будем оставлять оборудование на месте. На плане я обнаружил подсобку, которую мы можем использовать. Хочешь, покажу?

Ксентини покачал головой:

— В другой раз. Сначала посмотрим, не заметил ли нас кто-нибудь. Пошли отсюда, не могу больше терпеть эту вонь.

В конце тупика в тринадцатом округе находился заброшенный вокзал. Во избежание проникновения в него двери и окна первого этажа были замурованы. Иллюзия. Лестница, теоретически закрытая металлическими воротами и решеткой, этим вечером не помешала проникнуть на пути малого кольца.[183]А оттуда люди могли попадать в здание с перрона.

Приглушенный, быстрый и назойливый электронный бит заполнял все звуковое пространство квартала и сопровождал их приближение. Вскоре за грязными стеклами Карим заметил вспышки стробоскопа и сумел различить движущиеся внутри здания неясные силуэты. Много. Было одиннадцать вечера, суббота, и они с Неззой совершали первый обход клиентов.

На ступенях группа из трех десятков подростков. Все исхудалые, все одинаково одетые: черные и защитные куртки с капюшонами, спортивные штаны. У всех татуировки, пирсинги; все меченые, клейменые. Под охраной голодных собак они несли караул и проверяли входящих. Пиво и сигареты с дурью переходили из рук в руки.

Они с Неззой пришли пешком со стороны улицы Луаре, и Феннек сразу заметил припаркованную метрах в тридцати от входа машину с тремя пассажирами. Легавые. Возможно, не одни. Было не похоже, что их интересует происходящее в воротах. Они здесь не для того, поскольку мало что могут сделать, и знают это. У Карима возникло подозрение, что они, скорее всего, подстерегают дилеров, достаточно тупых, чтобы явиться без прикрытия. Вроде них с Неззой: с преступными рожами и образцами пилюль, коки и гашиша в рюкзаках. Да еще с пистолетом девятого калибра, который Незза засунул себе за пояс. Ввязаться в перестрелку или быть арестованным за торговлю дурью — не лучший способ завершить в целом блестящую карьеру офицера разведки.