Сквозное. Навылет - Ольга Горовая

Тала и не заметила, когда они одни остались. Сама в него вцепилась так, словно он единственное спасение в этой буре, нежданно захватившей разум. Но ведь и было так! Никто не смог бы ее сейчас без всяких слов понять! Никому не поверила бы просто…

— Денис… Любимый мой… Живой! — вышло сипло, с рыданиями, хватанием воздуха губами…

— Я, чудо мое. Я. Тут, живой. Невредимый. Почти даже целый, говорил же, царапина. Все хорошо со мной. Ну зачем ты себя изводишь, девочка моя золотая?! — отозвался он настолько же хрипло. Так, будто его внутри сжигала мука из-за ее состояния.

Волосы Талы гладил, накручивая на пальцы, придавливая ладонью, как сам сдерживался, чтоб не притянуть ее сильней!

— Ну почему не приняла лекарство?! Зачем руки свои заморозила. Хочешь еще и заболеть?! — рыкнул, точно что дракон, в свою пригоршню обе ее ладони заграбастав…

И вдруг напал на ее губы своими алчными, как выпивая и рев, и истерику, и самое дыхание Талы, своим заменяя.

Словно пытался уверенность и хоть толику собственного спокойствия и равновесия внушить. Притянул ближе, подняв с кафеля, усадил на колени к себе. А Тала все сильнее за него цепляется, наконец-то, сумев нормально вдохнуть.

Впервые за весь день разжались сковывающие блоки, что загоняли в истерику. Выдохнула, распластавшись по мужу. Его теплом отогреться пыталась, только сейчас осознав, насколько внутри замерзла, не реальный, а душевных холод испытывая из-за своего страха. К его шее губами прижалась, там, где уверенный и сильный, но настолько же лихорадочный как у нее самой, пульс стучал.

И слов не надо даже, никаких объяснений, рассказов, заверений! Живой, целый, с ней рядом… Счастье, силу и ценность которого, только сейчас в полной мере оценила, почему-то подумав, насколько же тяжело самому Денису было тогда, когда он ее догонял. Что ж, в расчете теперь.

Вот уж правда, оба заставили, хоть и ненарочно, друг друга досконально эти грани ужаса вероятной потери испытать.

Но и важность присутствия рядом, их любви, просто тепла этих объятий, ее затихающих рыданий — теперь ценнее вдвойне. Воздух слаже показался, хотя сидят на полу все в том же больничном санузле…

— Ты почему лекарство не приняла, девочка моя золотая? — как уловив, что ее немного отпустило, сурово и недовольно поинтересовался Денис. — Я же тебя просил о себе подумать в первую очередь!

— У меня так не вышло, — призналась честно, всхлипнув. — О тебе только и в первую, и во вторую, и в остальные все. Без тебя не нужно ничего, — передернула плечами, какое-то бессилие испытывая.

Но в этот раз правильное, что ли, хорошее опустошение из-за того, что все из себя выпустила, сбросила ту неподъёмную тяжесть.

— Значит, теперь понимаешь меня, когда я ни о чем, кроме тебя, думать не могу? — хмыкнул Шуст, целуя ее скулы, ресницы, губы, влажные от слез.

— Понимаю, — кривовато усмехнулась, но больше устало, почему-то осознав, что накатила сонливость, которой нет сил сопротивляться.

— Так не заставляй меня и дальше бояться за тебя, чудо! Я же спать не в состоянии, постоянно думаю, как эти гребанные раковые клетки поджидают, чтобы украсть тебя у меня! — рявкнул… но тихо, будто заметил, что она отключается, не хотел тормошить.

— Давай уже завтра, пожалуйста! Я просто хочу с тобой посидеть, Денис… Не представляю, как несколько суток вновь не касаться, — превозмогая свою сонливость, попросила чуть жалобно, поерзав, чтоб удобней устроиться в руках любимого.

Денис шумно выдохнул, сильнее стиснул руки.

— Что ж, не могу не признать, что ты умеешь так же метко доводы находить, как и стрелять, оказывается, чудо. Согласен, что и сам сейчас этого просто не вынесу, золотая моя девочка, — нежно к ее губам прижавшись, тихо хохотнул муж.

И медленно поднялся с Талой на руках, явно направившись к кровати в палате.

— Давай, хоть удобней тогда устроим тебя, чудо. Да и врачам я про смену планов и перенос мероприятия на завтра, должен сообщить, — пояснил, увидев, как Тала судорожно в его рубашку пальцами вцепилась, чтобы не отпустить. Не в этот раз…

Но… ладно, тут смысл был, пришлось позволить.

Врачи не просто согласились, а и сами настоятельно порекомендовали перенести процедуру, давя на то, что в таком состоянии, пациентка воспримет все гораздо тяжелее. И хоть Денис почти физически не мог уже выдерживать пресс постоянного реального страха, что раковый процесс к ней вернётся, сам тоже не дурак, понимал: в этот момент Талу еще и через лечение радиацией проводить — только добивать психику. Достаточно адекватен был, чтобы осознавать: выдохнув, она гораздо проще и легче выдержит все, что необходимо.

Да и ему спокойней. Видеть жену в таком состоянии, как двадцать минут назад, когда в ее палату влетел — что самому в живот себе нож вонзить и прокручивать, кромсая кишки в ошметки.

Потому не стал давить, когда Бондарчук предложил отложить на два дня процедуру. Да и врачи были уверенны, что это не приведет к осложнениям, наоборот, даст больший эффект.

— Есть лучшие новости, чудо мое, — вернувшись в палату, Денис, и несмотря на охренительно напряженный день, усмехнулся.

Видеть Талу, явно уставшую и измученную, но при этом и напряженно сидящую на краю постели, ожидающую его, — как медом на душу. Точно половинка его, ни в чем не уступает, хоть и ясно, что более хрупкая, хрустальная и драгоценная! И Шуста обязанность и привилегия — беречь свое чудо!

Хреново справился в этот раз, и не оправдание, что не все и не всегда от него зависит, дальше больше стараться должен и будет.

А сейчас прям чувствовалось, насколько чутко следила, когда он вернется. Похоже, с Талы сталось бы еще и искать его пойти, задержись Денис чуть дольше.

— Какие именно? — настороженно уточнила она, видимо, не ожидая уже ничего хорошего от этого дня.

— Тебе на два дня отложили процедуру. Хотят, чтобы ты поспокойней себя чувствовала, — Шуст не мог бы держаться сейчас вдали от нее, да и зачем?

Убрал расстояние, вновь жадно сжав Талу в объятиях. — Поехали домой?

— Поехали… — как-то медленно и устало кивнула Тала, но и словно испытывая неуверенность.

— В чем проблема, золотая моя девочка? — тут же напрягся Шуст, вцепившись в это промедление, как пес, взявший след. — Ты не этого разве хотела?

— Этого… — с еще более выраженным колебанием, отозвалась жена, прижавшись лицом к его шее, ощутил горячие, дрожащие губы на своей ключице в расстегнутом вороте рубашки.

— Но?.. — уточнил с давлением, дав понять, что не отцепится, пока не получит исчерпывающий ответ о ее непонятных сомнениях.

— Я… не уверена, что готова сейчас в дом вернуться. Дрожью внутри трясет при мысли об этом, — призналась она как-то обреченно, словно опасалась, что он это в слабость ей вменит.