Былины Печоры и Зимнего берега - Автор Неизвестен

на радости-то было у чесно́й вдовы,

Как у Амельфы Тимофеевны,

Тогда скоро-то Добрынюшка Микитич млад

470 Он пошел скоро́ ко князю ко Владимеру,

И он пошел ему сказать: «Да всё же я, же я».

Он сказать, штобы шел он к ему же тысяцьким,

А княгину Апраксенью-королевисьню же свахою.

Ишше тут-то князь Владимер Святослаёвич

475 Он стречал Добрынюшку Микитича,

Он стречал-то, ему да низко кланялсе:

«Проходи-ко-се, единородной доброй мо́лодец,

Ты по имени Добрынюшка Никитич млад,

И ты ко мне же в полати в княженеськия

480 Посидеть попить у мня же всё, покушати,

Ишше сладких же водочок попить же всё».

А ишшу тут-то князь и собиралсе же он да одевалсе же

В дорого пла́тье да княженеськоё,

Со княгиней с Апраксеньей-королевисьной

485 Они скоро да одевалисе,

А пошли к Добрьшюшки да всё Никитичу,

А заходили к Добрьшюшки да на широкой двор,

На ты ли на высоки но́вы горницы.

Тут Добрынюшку же всё Никитиця,

490 Повезли же их да во божью́ церко́вь,

Ишше богу-ту их да всё помолитисе,

Золотые венцы да держати им,

И чудной крест да им же да человати же.

И скоро Добрынюшку Микитича

495 За́чали попы-отцы же всё духовные,

Все причетники же всё церковныя

А они венчать-то стали Добрынюшку Микитича да со Настасьёю,

А ишше тут-то они скоро повезли же их

А ко Добрынюшкиной ро́дной матушке,

500 Пречесна-чесна Амельфа Тимофеевна.

Ище шли у Добрынюшки да пиры весёлыя,

Ишше тут же пировали они же чинно-то.

И проздравлял-то Добрынюшку Никитича

Ишше князь Владимер его со княгинею,

505 Ишше тут-то Добрынюшка Микитичь млад,

Оне немного-то же сидели кушали,

Ишше кушали сидели, веселилисе,

Ишше все они с пиру с веселого розъехались.

Ишше тут Добрынюшка Никитич млад

510 Он же жил со Настасьей со Никуличной,

И три денёчка с нею только прожил-то.

И тогда князь Владимер собирал почесной пир,

Зазывал-то всих могучих руських всё бога́тырей:

Ишше же съездить-то же кто можот во Чахово, во Ляхову?

515 Ишше в ту же прокляту́ Литву,

И в прокляту Литву да всё поганую,

Ко тому ли ко его тестю к любимому,

Ишше тому ли королю да Верьхоминскому,

А очистить чудь да белоглазую же всё,

520 А и белоглазую чудь да долгополую,

И очистить да у его короля да Верьхоминьского?

Ишше все на пиру призагу́нули,

Ишше призагу́нули все, братцы, да призамолкнули,

Ишше от старшого ответу не было,

525 А от средней-от тулилсе за младшого,

А и как от младшого же ответу всё князю не было.

А ишше тут-то за столами-то сидел же всё

А единородной доброй мо́лодец Алешенька,

А шшо Левонтьевич Алешенька Попович он,

530 Он сказал-то всё князю-ту Владимеру,

А и Владимеру-ту князю Святослаёвичу:

«Как и можот-то ведь съездить-то во Чахово,

А как во Чахово, во Ляхово,

А и ко его-то ко любимому ко тестю-то,

535 А как ко тому королю да Верхоминьскому

А и как Добрынюшка Никитич млад».

Ишше-то накинывал нашо красно солнышко,

Как Владимер-от князь да Святослаёвич

Службу великую Добрынюшке, немалую,

540 А и как съездить-то к ему-то к шурину любимому,

А и ко тому ли королю да Верхоминьскому,

А как очистить-то чудь да белоглазую,

А ишше белоглазую чудь да долгополую.

А тут накинывал князь на Добрынюшку службу великую.

545 А как Микитич-от Добрынюшка не мог усидеть,

А и он не мог-то за столами-ти за окольныма,

И он повесил буйну голову с могучих плеч,

А покатились у его да из очей ясных-то

А горючи слезы́ из глаз его — заплакал же.

550 И он пошел скоро да к своей к ро́дной матушки,

Ко чесной вдовы ко Омельфы Тимофеёвны.

И приходил-то Добрынюшка к ро́дной матушки,

А ко чесно́й вдовы к Амельфы Тимофеёвны,

И говорил тогда Добрынюшка Микитич млад:

555 «Уж ты ой еси, моя да ро́дна матушка,

Ты чесна́ вдова Амельфа Тимофеевна,

Ты пошто меня бессчастного споро́дила,

А на белой-от свет да всё поро́стила?

Лучше спороди́ла меня ты, ро́дна матушка,

560 А чесна вдова Амельфа Тимофеё́вна,

Во чисто́м поли́ меня же всё прекрасным чистым деревом,

Я стоял бы, прекрасное да деревцо,

Уж я век бы по́ веки да без шевелимости.

А и к етому деревцу съезжаютце

565 Вси могучия же русьския бога́тыри,

Я стоял бы век по́ веки без шевелимости.

Ишше тут бы меня, ро́дна матушка,

Ты чесна вдова Амельфа ты же Тимофеёвна,

Ты споро́дила да меня да во Пучай-реки́,

570 На Пучай-то реки лёжит серо́й же камешок,

Он же век лежит да без шевелимости.

И лучше бы, моя матушка меня родимая,

А несчастного на сём свети́ не споро́дила!»

Тут заплакала его да ро́дна матушка,

575 Как чесна вдова Амельфа Тимофеёвна:

«Я же рада тебя, дитятко, споро́дити

Уж я учасью-таланью в Илью Муромца,

Уж я рада тебя, дитятко, споро́дити

Я-то как хитросью в царя в Соло́мана,

580 А как я рада тебя же, дитятко, споро́дити

Я богасьвом-ту в Садка да Новгородского,

Ишше рада я тя, дитятко, споро́дити

Уж я смелосью в Алешеньку Поповиця,

Я же тебя же, дитятко же, всё споро́дила

585 Вежоством-то тебя в само́го-то Добрынюшку Никитича,

А боле мне-то во статьях да господь дити́ не дал же,

Мне-ка не дал осподь, боле да не пожаловал».

И тогда побежала е́го ро́дна матушка,

Побежала она скоро во высоки свои но́вы горьницы,

590 А и ко богоданному своёму она дитятку,

И ко Настасьи-то она до ко Микулисьни:

«А и ты богоданно моё любимо ты дитятко,

Ты Настасья у мня да свет Никулисьня,

А и ты што во высоких новых горницах,

595 А