Эра зла - Татьяна Устименко

«Останови ее! — требовал ветер, испуганно вихрясь вокруг меня. — Иначе произойдет непоправимое…»

«Да что она может? — недоверчиво опровергала я. — Слабая, жалкая, хилая…»

«Дура! — разочарованно обозвал меня ветер, шумно покидая замковый холм и утекая в долину. — Ты не прислушалась к моим предостережениям. Так пусть ответственность за все происходящее падет только на тебя…»

Я растерянно молчала, позабыв закрыть свой недоуменно раскрытый рот. А солнце безудержно катилось к верхушкам редких деревьев, наливаясь смертельным жаром…

Внезапно Эржебет всплеснула руками, покачнулась и начала быстро трансформироваться, стремительно утрачивая человеческий облик. Ее длинные рыжие волосы осыпались на камни, обнажив кривой шишковатый череп. Губы исказились, приняв форму уродливого клюва. Кости громко трещали, раздвигались, перемещались, разрывая платье, а из сгорбившейся спины выдвинулись два кожистых крыла. Ошеломленные этим омерзительным зрелищем, нефилимы с воплями ужаса отступили назад и обратились в бегство. Ариэлла упала в обморок, а Нат отстранен но закрыл глаза и вяло обмяк над телом подруги. Храбрая Оливия рассыпала патроны и, нервно сглатывая и не отрывая взора от трансформирующегося монстра, пыталась собрать их дрожащими от страха руками, но у нее ничего не получалось. Отец Григорий прикрылся крестом и истово молился нараспев, наконец-то узрев истинный облик столь часто упоминаемой им «анафемы».

— Что это с ней? — с заиканием спросила я у Тристана, требовательно дернув стригоя за рукав.

— Твоя кровь досталась ей слишком поздно, — спокойно пояснил он. — Так происходит всегда, когда оголодавший вампир доходит до финальной точки своего существования. В таком случае свежая кровь уже ему не помогает, а лишь идет во вред, ускоряя последнюю стадию трансформации. Увы, Эржебет навечно утратила внешность стригоя и стала носферату — призраком ночи, огромной летучей мышью, отныне способной питаться лишь плотью полуразложившихся трупов…

Меня передернуло от отвращения, но я переборола свои эмоции и с жалостью посмотрела на Эржебет.

— Вернитесь, — позвала я, — я что-нибудь придумаю…

Но госпожа Бафора лишь ехидно хохотнула и, тяжело взмахнув крыльями, неуклюже взлетела над замком. А солнце уже коснулось крон деревьев и начало гаснуть. Тристан несколькими чудовищными прыжками преодолел расстояние, отделяющее его от нависающих над двором камней, создающих защитную тень, вытащил из кармана своего плаща волшебную ткань, совершенно позабытую мной, и укрылся ею с головой. Последний его взгляд, адресованный мне, был исполнен яростным злорадством и удовлетворением от свершенной мести. Итак, Тристан меня бросил, обрекая на гибель под лучами заходящего солнца! Он отплатил мне за свою отвергнутую любовь!

Увы, но это оказалось еще не все, потому что Эржебет вдруг резким ударом клюва прорвала свой серый мешочек, развеивая по ветру серебристую, ярко светящуюся пыль.

— Что это? — поразилась я, следя за порхающими вокруг меня искорками.

— Моя месть! — ликующе трубила носферату. — В мешочке хранился «Бич Божий» — неизлечимая бубонная чума, а я выпустила ее на свободу. Отныне она полетит из страны в страну, убивая всех, кого встретит на своем пути. Таково мое возмездие и ваша расплата за причиненные мне страдания. Мор уже не остановить, ибо он истребит всех — безвинных и виноватых, грешных и праведников, людей и стригоев. Смерть вам всем, смерть!..

— Это несправедливо! — отчаянно завопила я. — Вы — не Бог! Вы не имеете права выносить приговор для всех…

Последние солнечные лучи неожиданно прервали мою фразу. Они вспыхнули прощальными отблесками и, косо упав с небес, словно огненные стрелы, пронзили мечущуюся над замком тварь. Крылья носферату занялись язычками оранжевого пламени, и Эржебет с криком боли обрушилась вниз.

— Селестина, беги! — умоляюще хрипел Конрад, пытаясь доползти до меня и снова закрыть собой, но у него уже не оставалось сил для повторного подвига. — Сейчас ты умрешь…

Я печально рассмеялась. Ну вот и все! Я не сумела спасти мой мир, а только окончательно его погубила. Тристан приревновал меня к Конраду и мерзко отомстил, бросив на произвол судьбы. Еще секунда, и я тоже сгорю…

Эржебет корчилась на земле, сворачиваясь и обугливаясь, словно сухой лист с дерева, а затем осыпаясь серым пеплом. Я наклонилась над ее уродливым остовом и сказала:

— Я прихожусь вам прямым потомком и должна была стать новой Хранительницей «Божьего Завета»! Госпожа Бафора, именем ваших детей, заклинаю — откройте мне, можно ли остановить «Бич» и как найти путь к вратам рая и ада?

В тускнеющих глазах Эржебет промелькнуло что-то человеческое.

— Поздно, — с сожалением каркнула она, — уже слишком поздно…

— Подскажите мне путь к спасению! — я продолжала взывать к ее совести.

— Найди Иуду, — шепнула тварь, — он поможет! — Ее тело съежилось и рассыпалось облачком зловонного праха.

— Любимая, беги! — стонал Конрад.

— Поздно! — Я выпрямилась и широко раскинула руки, добровольно призывая к себе весь жар беспощадного солнца. — Поздно для всего: для жизни, для любви, для второго шанса. Прощай… — Мои пальцы начали тлеть, причиняя нестерпимую боль, но я лишь улыбалась, бестрепетно принимая крещение смертью. Теперь я поняла: пытка, перенесенная мною в каменном гробу, стала лишь прелюдией, репетицией и подготовкой к этому моменту истины. К моменту, поджидающему каждого из нас. И когда он наступает, мы неизбежно забываем все мелочные проблемки, еще вчера казавшиеся нам такими важными, ибо перед нами встают главные вопросы, дать ответ на которые рано или поздно придется всем: тебе, мне, ему… Какой я была? Многое ли я успела совершить и ради чего ухожу из жизни? Познала ли я смысл бытия, обрела ли счастье? Господи, скажи, кто мы такие и для чего приходим в этот мир? Что даем мы другим людям и самому миру? Зачем мы живем?

Наши судьбы — будто свечки,

Что зажег коварный Бог

От какой-то обшей печки

В миг, когда он не был строг.

Может, Боже зазевался?

Может, где не доглядел,

И случайно нам достался

Этот жизненный удел?

Всех по форме отливали,

Цвет един, один ранжир,

Не читали нам морали

Про бахвалов и транжир,

Не жалели стеарина,

Не палили фитиля,

Дали чуть адреналина,

Всем по норме посуля.

Нас построили в рядочки,

Да низринули с небес —

Мол, все жизни — Бога дочки,

А заместо мамы — Бес!

Тех — в палаты, тех — в палатки,

Кто горит, а кто коптит,

Судьбы всех людей не сладки,

Всем страданья жизнь сулит.

Тот фигурой не удался

И на лик не шибко мил,

Но других согреть старался,