Ричард Длинные Руки - майордом - Гай Юлий Орловский

– Мой противник Берард, – спросил я, – по прозвищу Молния?

– Да, – подтвердил парламентер.

– Ваш вождь, – спросил я с недоверием, – и лучший воин?

Он снисходительно улыбнулся.

– Разве у вас не так?

Я ощутил себя уязвленным.

– У нас это случайность. Умные не воюют. Они и без войны получают все, что желают. И даже больше.

– А у нас сильнейший воин становится вождем, – пояснил он. – Правда, только походным. Когда нет войны – правят другие.

Я подумал еще, но в голову умное никак не прет, слишком уж много по ней били, умные мысли такие головы избегают, посмотрел на парламентера тяжелым взором.

Он не сводил с меня взгляда, лицо отрешенное, демонстрирует готовность принять любой ответ, любое решение.

– Хорошо, – ответил я медленно, – хорошо. Но сперва он поклянется всеми своими богами на поле боя перед рядами своих воинов, чтобы все слышали эту клятву.

Парламентер кивнул.

– А вы?

– Поклянусь в присутствии наших священников, – ответил я. – Клятва перед Господом свята. Это даже не клятва, клятвы перед Творцом запрещены, но зато свят рыцарский обет.

Он кивнул.

– Хорошо. Я передам.

Мы смотрели, как он повернул коня и поскакал, спокойный и бесшабашный, абсолютно уверенный, что никто из нас не выстрелит ему в спину, раз мы «такие, как и они».

Жаркий закат пылал в небе, воспламенив библейские громады туч, что как напоминание о Страшном Суде застыли в пугающе лиловом небе. Лица воинов в багровых лучах солнца кажутся чугунными, глаза и зубы блещут, как молнии на дочерна загорелых лицах.

Я скрылся в шатре, здесь жарко и душно, но снаружи тут же бросятся с советами, горячечными и бестолковыми, но каждый уверен в их ценности и свято полагает, что я должен поступать именно так и только так. Тревожно, не то слово, почему-то колотит всего, ощущение безысходности, будто некий голос говорит злорадно: долго тебе везло, козлик, но сейчас получишь за все.

По ту сторону быстро протопало, послышались грубые мужские голоса. Полог откинулся, я увидел сияющее лицо Макса.

– Сэр Ричард, – шепнул он ликующе, – уже едут!

– Вождь с ними?

– Да!

– Хорошо, – ответил я и поднялся, спокойный и уверенный, хотя внутри все сжалось от предчувствия беды, а внутренний голос пискнул: да провались оно все, еще можно увильнуть, убьют же, сволочи, им ничего не стоит, они в этом родились, никакой ценности человеческой жизни…

На выходе в глаза ударил все еще яркий свет зависшего над горизонтом красного солнца. Я автоматически подумал, что надо сдвинуться влево или вправо, а еще лучше вообще зайти так, чтобы светило в глаза противнику. Хотя тоже нельзя, скажут, неспортивно. В смысле, неблагородно. Варвары, фиг с ними, но свои же скажут. Беда рыцарства в том, что в нем изначально не может быть патриотов. Патриоты, это когда за «своих», а рыцари всегда «за справедливость».

На той стороне поля варвары сидят на траве, многие стоят, а фланги загибаются так, что соприкасаются краями с нашим войском. Рыцари и кнехты расположились точно так же, как и варвары, и в нетерпении ждут кровавого зрелища.

Я мотнул головой, не поверив глазам: на левом фланге варвары и наши не только плечо в плечо, но даже перемешались, а еще, если глаза меня не подводят, по рукам тех и других, сейчас просто зрителей, ходит один и тот же бурдюк с вином…

С нашей стороны вышли и встали в ряд рыцари в полных доспехах и с белыми накидками, где с обеих сторон горят торжественно и обязывающе красные кресты. Все красивые и молчаливые, как скалы, я молча подивился в который раз этой вольнице, не признающей воинского строя, игнорирующей приказы полководцев, но странно так чувствительной, когда дело касается суровой красоты и геометрии.

Герольды, выстроившись в ряд, протрубили громко и торжественно. В полном безветрии красные полотнища свисают с длинных труб красиво и ровно, и всяк может рассмотреть вышитый золотом мой странный герб, о котором столько слухов.

На той стороне затрубили трубы. Воины расступились, вперед вышел пышущий звериной мощью, обнаженный до пояса варвар. Я охнул, показалось даже, что меня подводят глаза: варвар на голову, если не больше, выше меня!

Он шел к черному обелиску уверенный, улыбающийся. Багровый закат растекается по его чугунным мышцам, варвар выглядит чуть ли не худым из-за непомерной жилистости, нет ни кусочка, где не выпирали бы тугие узлы. Даже голова кажется вырезанной из камня, на которую натянули тонкую кожу. Шея, как ствол крепкого дуба, весь как раскаленный слиток в багровом пламени умирающего дня…

Я чувствовал себя глуповато в рыцарских доспехах, когда против меня обнаженный до пояса, да и ниже никакой брони, всего лишь кожаные штаны и легкие сапоги из тонкой кожи. На широком поясе нож, через плечо расшитая золотом перевязь с длинным мечом, а из доспехов только браслеты на руках.

– Приветствую тебя, вождь, – сказал он громко еще издали. – Покажем им красивый бой?

– Покажем, – ответил я. – Ты не передумал насчет условий? Бьемся до смерти или до первой крови?

Он расхохотался, показывая красивые крупные зубы, белые и ровные.

– Ставка слишком велика, – прокричал он громко, чтобы слышали все, – вождь железнобоких!.. Вдруг ты первым успеешь меня ранить?

Я спросил хмуро:

– Значит, до смерти?

Он сказал так же громко:

– Что такое смерть? Есть только слава… или ее нет.

От рядов зрителей в нашу сторону пошли двое: варвар и кнехт, на разрисованных королевскими львами щитах несли, не прикасаясь к ним руками, дуэльное оружие. Берар Молния, к моему изумлению, выбрал длинное рыцарское копье, я подумал и взял боевую палицу.

Трубы громко и торжественно пропели, герольд прокричал на все поле:

– Сражаться можно выбранным оружием… а также своими мечом и кинжалом! Никакого колдовства или других недостойных воина приемов. Бой закончится только с гибелью одного из бойцов. Проигравшая сторона покидает поле и уступает победителю право взять Геннегау!

Он повернулся к нам, мы наклонили головы, мол, поняли и согласны. Снова пропели трубы, герольд прокричал:

– Объявляю начало схватки!

Берар посмотрел на меня со зловещим сочувствием. Пальцы его разжались, копье еще валилось из рук, когда он молниеносно выхватил меч и снова застыл, как улыбающаяся статуя.

Я подумал, тоже бросил палицу на землю, мои пальцы нащупали рукоять меча. Я потащил его из ножен нарочито замедленно, глядя противнику в глаза. Он продолжал улыбаться. Я ожидал, что будем ходить по кругу, присматриваясь один к другому, делая ложные замахи и проверяя реакцию противника, стараясь угадать его сильные и слабые места, как обычно в таких поединках, однако варвар стоял неподвижно, смотрел на меня почти спокойно, так это могло показаться.