Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922-1929) - Михаил Алексеев

Псевдонимы «А. И.», «Ал. Ив.», под которыми скрывались А. Т. Сукин и китайский агент соответственно, свидетельствовали о небрежности резидентов на месте при выборе «кличек», что создавало предпосылку к путанице. И тот, и другой агенты в отдельных документах проходили как «Александр Иванович», и это при том, что одно время в состав агентуры харбинской резидентуры входил Александр Иванович Андогский.

Продолжала поступать информация и от № 1716, вицеконсула генконсульства США в Харбине.

С объявлением военного положения местные условия работы значительно ухудшились. В такой стране, как Китай, «человек с ружьем» имел все права. Поспорив с китайским солдатом в автобусе, № 1702 при выходе был ранен этим солдатом из маузера, несмотря на то, что он имел «офицерский значок из штаба» и прекрасно говорил по-китайски. В результате ранения агент около двух недель находился на излечении. Что касается рядового населения, то оно было в сильной степени терроризировано, что в значительной степени затрудняло работу. Движение по улицам разрешалось до 11 часов вечера. С наступлением темноты даже в тех районах города, которые считались отосительно безопасными для проведения встреч, встречаться все-таки было нельзя из-за патрулей, которым «принадлежала вся власть». Встречаться с работниками аппарата приходилось под видом знакомых коммерсантов, а с источниками – вечером, до 23 часов. Но в обоих случаях встречи были сопряжены со значительным риском.

27 ноября 1929 г. Анулов получил телеграмму за подписью Берзина, в которой сообщалось, что поступавшие из Харбина телеграммы ценны, однако им следовало придать более систематизированный вид.

Перед харбинской резидентурой в качестве основной ставилась задача следить за дислокацией войск, переброской подкреплений из Мукдена, взаимоотношениями генералитета, особенно Чжан Цзосяна (в 1928–1932 гг. – председатель правительства провинции Цзилинь, заместитель командующего пограничными войсками Северо-Восточного Китая) и Чжан Сюэляна, а также отслеживать политико-моральное состояние китайских частей в зоне боевых действий.

Центр высоко оценил деятельность харбинской резидентуры в ходе конфликта на КВЖД. Агентуре в Китае приходилось работать буквально в боевых условиях. Тем не менее в Харбине бесперебойно функционировала нелегальная резидентура, удовлетворительно освещавшая оперативные переброски китайских войск и политическую жизнь края. Центр отметил также эффективность использования во время конфликта на КВЖД радиостанции, установленной в Харбине. Она безотказно работала «до последних дней», благодаря чему имелась возможность своевременно передавать информацию о положении в Маньчжурии.

Резидентура во время ведения боевых действий находилась в абсолютно нелегальных условиях и вне всякой связи с советскими учреждениями в Маньчжурии. За весь период конфликта провалов по линии харбинской резидентуры не было. Во главе харбинской резидентуры, как подчеркивал Центр, стоял товарищ с большим агентурным опытом.

За обеспечение боевых действий в Маньчжурии разведин-формацией Леонид Анулов был награжден орденом Красного Знамени, а его помощник – Сигизмунд Скарбек – серебряными часами.

Однако деятельность шанхайского резидента Гурвича и сотрудников резидентуры Макса Клаузена, Кассони, Гогуля, а также агента «Иностранца», которыми в совершенно незнакомой и непривычной для них обстановке был налажен канал бесперебойной передачи информации от имевшейся агентуры и были достигнуты столь впечатляющие результаты, оказалась обойденной вниманием.

Использование рации в Харбине и Шанхае дало положительные результаты. В 1930 г. было решено организовать рации в Кантоне и Ханькоу.

7 сентября 1929 г. Гурвич доложил, что японскому секретному агенту Мияте Рутвалону было поручено следить за «Иностранцем» и Кассони. Задание, как выяснилось, было не местное, оно поступило из Японии. Французская же полиция, в свою очередь, запросила Бухарест о подданстве Кассони. 3 октября он уже выехал в СССР через Японию, при нем была почта из Шанхая. А следом за Кассони, в 20-х числах октября, Шанхай покинул «Иностранец», причем своевременно, так как у него был обыск, в ходе которого, впрочем, ничего не нашли.

Вернувшись в Москву, Кассони, имея за плечами годичный опыт пребывания в Шанхае, решил поделиться с коллегами своими соображениями по организации агентурной работы с китайцами. Он считал, что подход здесь должен быть иной, чем в других странах.

Совершенно ошибочно считать, утверждал Кассони, что китайский агент – дешевый. Всегда можно найти за 40–75 мексиканских долларов в месяц профессионального агента-детектива, который давал бы сведения и ответы на любой запрос. Но доверять подобным сведениям нельзя, так как они либо почерпнуты из китайских газет, либо просто выдуманы. Верные сведения, подчеркивал Кассони, можно было получить только от чиновников, особенно от секретарей высокопоставленных лиц. Это были, как правило, молодые люди, сорящие деньгами и любившие похвастать (особенно при понимавшем китайские события иностранце) своим знанием и влиянием «в высокой политике». Несмотря на всю продажность китайской бюрократии, указывал Кассони, требовался очень большой срок для того, чтобы перейти к вознаграждению прямой уплатой. Эти секретари получали жалованье около 250–300 мексиканских долларов, воровали сколько можно. Кроме того, все они как один являлись родственниками влиятельных и богатых людей. Один Чан Кайши имел в учреждениях национального правительства в Нанкине, по неполному подсчету, 53 родственника. К таким людям невозможно было подойти с 50 долларами.

Кассони уточнил некоторые требования, предъявляемые к нелегальным работникам-вербовщикам. Они должны владеть английским, хорошо знать Китай, быть в курсе современных китайских событий и хотя бы минимально владеть основами китайского языка и письменности, что очень ценится китайцами. Сам Кассони приобрел, к примеру, несколько ценных «друзей» посредством умения писать около 1500 иероглифов.

Лучше всего, утверждал Кассони, отправлять работников под видом людей, изучающих Китай, его язык, экономику или политику. Это давало возможность вступления в контакт с молодыми китайскими профессорами, окончившими колледжи в Америке или университеты в Англии. При умелом «обращении» такие связи могли перейти в дружбу. Нелегал становился своим среди родственников и друзей новых знакомых и, таким образом, «врабатываясь» медленно, но упорно в китайскую среду, где можно было подобрать людей, которые были бы ценны в дальнейшем как источники.

Однако на подобное «врастание» требуется много времени, так как ко всякому иностранцу китайцы относятся с подозрением и даже при хороших деловых связях редко допускают иностранцев в свою частную жизнь. Следует быть все время рядом с ними, ходить вместе в кино, в дансинг, играть в китайскую игру маджонг. Последнее особенно важно, так как все китайцы любят играть в эту игру и очень ценят иностранца, который усвоил ее правила. В целом следует вести такую жизнь, какую ведет европеизированный молодой китаец. Для этого, как отмечал Кассони, наш работник, конечно, должен иметь навыки «джентльмена». Кроме того, он должен уметь правильно построить беседу. При умелом ведении разговора китаец, который всегда готов спорить о политике, заговорит об интересующей теме, и если ему возражать (при этом не выказывая своего невежества, а демонстрируя иную точку зрения), тот обязательно расскажет все, что ему известно от начальства, влиятельных родственников и друзей. Если таким образом будут получены сведения из двух, трех не зависимых друг от друга источников, то после их сопоставления можно получить более или менее достоверную информацию.