Странник - Тимур Толибаев

мне не знали лишь 14 % опрашиваемых. Но этого было недостаточно!

Я жажду славы. Я не удовлетворён.

Вдруг в один момент что-то пошло не так. Я начал чувствовать, что народ начинает меня забывать: меня почему-то начали меньше приглашать на концерты, динамика просмотров на Youtube резко пошла вниз. Что я делаю не так? Я пытаюсь не стоять на месте, я меняюсь, соответствую моде, каждый раз я пытаюсь чем-то удивлять аудиторию, но люди все равно уже не так бурно встречают меня на сцене, как это было год-два назад. Почему? ПОЧЕМУ?

Я жажду славы. Я подавлен.

Алкоголь? Наркотики? НЕТ. Я не из того теста сделан, чтобы прибегнуть к вещам, которые за считанные месяцы могут убить человека. Со мной это не пройдёт. Я наконец осознал, что былую славу не вернуть. Всё кончено… Но что теперь делать? Бросить всё? Но как же мои поклонники? Они ведь ждут меня. Да и то чувство, когда тебе на сцене аплодируют — оно слишком сильно меня манит… И все же нет. Я должен уйти. Моё самолюбие просто не выдержит, если новый концерт соберёт еще меньше людей, чем в прошлый раз.

Я ухожу! Вы не ослышались. Я УХОЖУ!

Я ушёл.

Теперь, когда я свободен от той рутины певца, в которой я провел последние несколько лет, я не знаю, чего я хочу. А хотя нет, знаю — я хочу найти свою любовь, завести семью, уединиться и жить счастливо. Но как найти её? Ту самую. У меня все еще есть миллионы фанаток, которые были бы рады провести вместе со мной остаток своих дней, но с которой из них буду счастлив я сам?

Забавно, эти мысли не покидали мою голову уже десять лет. Десять лет я провёл в одиночестве.

Я одинок.

Я отшельник. Никому не нужный отшельник. Возможно, единственное, что предотвращает моё полное самоуничтожение, — это сладкая мысль, что я — величайший певец в истории. Но потом, снова осознаю: «И что? Что толку от этого, если нет на свете человека, с которым я могу просто поговорить по душам, обнять его?». Ночами я вспоминаю те счастливые моменты, когда я, будучи молодым, кланялся на сцене под бурные овации и слёзы поклонниц. Прекрасное было время… Хотел бы я что-то исправить, будь у меня шанс вернуться? Не знаю. Я повиновался зову своего сердца, и делал то, что мне нравилось. Иначе было никак.

Я умер.

Прожив еще несколько лет в таком состоянии, в какой-то день я просто умер. Уже точно не помню отчего. Но я точно помню, что я умер. Вот так и закончилась моя жизнь. И она была интересная, я бы даже сказал, счастливая. В ней было больше счастья, чем горя. Она чем-то напоминает огурец — вкусное начало и середина, горький конец. Изменил бы я что-то, если бы мне дали шанс прожить её снова? Повторюсь — не знаю.

* * *

Темнота опустилась на маленький город в горах.

Зажглись фонари под крышами невысоких домов.

Улицы украсились тёплым светом, запахом жареных блюд и быстротечными улыбками.

Кто-то сидел и кушал лапшу, размышляя о завтрашнем дне.

Я стоял на крыше и видел, как маленькая девочка валялась под столом в ресторане.

Улыбнувшись, я взглянул наверх: звёздное небо и огромная луна.

Я побежал, перепрыгнул с одной крыши на другую.

Сюда топот и звон с улиц попадали совсем слабо, а свет приходил растаявшим.

Уютная темнота и прохладный ночной бриз. Хорошо.

Я снова посмотрел вниз — вся центральная улица светилась.

Кто-то был счастлив, а кто-то — слишком занят.

Машины еле пробивались через узкие улицы, наполненные людьми.

Я пытался вслушаться в эту музыку. Музыку ночной жизни — прекрасную и яркую.

Моих ушей касался лишь приглушённый гул этого всепоглощающего круговорота — ничего конкретного я разобрать не мог.

Я уселся на самый край крыши, свесил ноги и начал ими болтать.

Я наблюдал за суетой маленького, но до безобразия бурлящего городка.

Это была та самая суета, в которую хочется окунуться, смыть с себя всё холодное и молчаливое.

Но если я спущусь, то больше никогда не смогу подняться обратно — к любимой прохладе и темноте. Круговорот меня затянет навечно.

Снова нежный ночной ветерок погладил меня по волосам.

Нет. Я остаюсь здесь.

* * *

В пустыне, полной песка и высохших кустарников, стоит высокая каменная башня. На самой её вершине нахожусь я. Здравствуйте. Встаньте рядом со мной. Только взгляните, какой отсюда прекрасный вид! Там вдалеке, на юге, видны зелёные холмы, а те белые точечки — это домики, в них живут люди. Вы можете даже увидеть моё небольшое жилище. Ещё недавно я готовил ужин у себя на кухне. А теперь я здесь, на вершине каменного цилиндра, выросшего посреди сухой земли, вдалеке ото всех. Я целыми днями сижу тут. А видите вон то озеро, на востоке? Когда-то в детстве я любил купаться там. Но теперь я здесь, на башне.

Я кричал. Много и громко. Но увы, отсюда меня никто не слышит. Жаль, что я не могу спуститься. Мне не за что зацепиться ногой: стены башни чересчур гладкие, я бы непременно упал и разбился. Как я здесь оказался, спросите вы? Не помню, честно. Я просто о чём-то думал, закрыл глаза, задремал, и вот я на башне. О, кажется, я успел вас утомить своими пустыми разговорами. Виноват. Ступайте! Без воды я продержусь здесь ещё где-то день, учитывая палящее солнце. Я буду смотреть на озеро и вспоминать былые беззаботные деньки… Ступайте же!

* * *

Мёртвый песок

Я лежу на мёртвом песке. Надо мной пролетают чёрные птицы. Они мертвы. Как и всё здесь. Они смотрят на моё тело с высока и предвкушают, как их клюв будет вгрызаться в мою нежную тёплую плоть. Они чувствуют голод, но они не живут. Где-то сбоку светит солнце. Оно белое, как снег. Ему совершенно безразлично, что происходит со мной здесь и сейчас. Мне не холодно и не жарко. Здесь отсутствует такая вещь, как температура. Чёрные птицы постепенно снижаются. Мой запах сводит их с ума. Я немного приподнимаю свою голову и вижу своё тонкое, как скелет, тело. Оно мне уже не подвластно. Я больше не чувствую острые песчинки, которые, как кинжалы, вонзились в мою обнажённую спину. Я хочу закричать, но у меня не получается. Мне хочется собрать воедино все оставшиеся силы, резко встать и убежать отсюда.