Странник - Тимур Толибаев

Чаепитие продолжается около часа, затем я сплю где-то тридцать минут, ещё раз гляжу с огромной высоты на ковёр своей комнаты и, наконец, потихоньку начинаю спускаться.

При этом очень важно не сместить центр тяжести шкафа. В противном случае он может на меня опрокинуться и раздавить. Такого, к счастью, со мной ни разу не случалось.

А есть ли у вас какие-нибудь странные увлечения?

* * *

Вокруг меня есть точки. Они разные, ведут себя по-своему, иногда даже капризно. Какие-то точки приближаются, какие-то отдаляются, и вот это приближение и отдаление каждой точки от меня предугадать иногда совсем невозможно. Это меня раздражает.

Я бы хотел, чтобы все точки вели себя более понятно и логично. Пусть они либо всегда от меня отдаляются с неизменной скоростью (или хотя бы с неизменным ускорением), либо точно так же приближаются. В крайнем случае пусть будет закономерно повторяющееся приближение и отдаление, как приливы и отливы.

Что это за точки, спросите вы?

Они могут быть чем угодно. Это и люди, и деревья, и здания. Каждый атом — это тоже условная точка. Любой объект или субъект можно назвать точкой.

Так вот. Слишком много непонятных движений вокруг меня. А ведь я, чёртов перфекционист, хочу всё понять, уяснить законы движения каждой точки. Могу ли я это сделать? Могу. И я это сделаю.

Для этого мне понадобятся различные сверхмощные вычислительные машины. Также в данный момент я собираю команду учёных, которые помогут мне. Наше исследование должно занять не более трёх лет. Все результаты я буду тщательно записывать в свой блокнотик и делиться ими с вами.

Скоро увидимся.

* * *

Время пряталось где-то в ночных переулках застывшего города. Оно дышало тяжело и часто, источало характерный едкий запах. Оно чувствовало, что за ним наблюдают. Время боялось.

В каких-то десяти метрах от него, за крышкой мусорного бака, затаился я. Тот самый я, который выпал из реальности. Я оказался за бортом огромного корабля под названием Жизнь. Моё тело стало неосязаемым, необычайно лёгким.

Теперь, чтобы вернуться обратно, мне нужно было поймать Время. Схватить в свои хищные лапы и воссоединиться с ним, сделать так, чтобы мы проглотили друг друга. И только тогда стрелки часов снова продолжат своё движение, а я смогу пойти в ближайший торговый центр и купить себе бургер у милой кассирши.

Уже не раз мне приходилось охотиться на него. У Времени есть как сильные, так и слабые стороны. Моей задачей было загнать его в такие условия, при которых его недостатки бы обнажились прямо передо мной, и я бы тотчас набросился на свою жертву.

Стеклянный свет луны останавливал все машины, всех прохожих. Даже брызги луж на дорогах висели в невесомости. Какая-то великая сила заставляла каждую молекулу замереть, заледенеть. Или же наоборот, отсутствовала всякая сила, приводящая весь мир в движение? Только на меня этот закон не действовал. Я был вне Времени.

Я охотился на Время.

* * *

Я блуждал.

Я двигался не в каком-то направлении, а скорее внутрь себя, и чем дальше я углублялся, тем сильнее и больнее растягивалась кожа наизнанку.

Я всегда старался прятаться от солнечного света, так как, попадая на мои ещё не засохшие раны, ультрафиолетовые лучи вызывали необратимые канцерогенные процессы в крови.

Ночь была моим спасением. Как только в чёрном небе зажигалась луна, я выходил из дома и робко бродил по грязным переулкам большого города, встречая по пути болеющих бешенством кошек и спившихся бродяг.

Я бесшумно и ловко уворачивался от любых взглядов. Карабкаясь по спинам прохожих, я был их незаметной тенью, которую они отбрасывали от фонарных столбов.

Я дышал лунной прохладой и искал. Что я искал? Я и сам не мог понять. Но в те минуты, когда мои уши заполнялись музыкой бурлящей ночной жизни — уставшим смехом из ресторанов, шумом проезжающих автомобилей, игрой весёлых студентов на укулеле, — во мне что-то кричало: «Ищи! Не останавливайся! Ищи то, что должен искать!». И я искал. Темнота становилась моей подругой и, нежно обняв меня за шею, шептала, подсказывала, в каком направлении нужно двигаться. Я бежал, метался из стороны в сторону, созерцая эту прекрасную ночную жизнь, со всеми её недостатками и причудами.

В этом беспрерывном движении и поиске я проводил каждую ночь. Как только наступало утро, как только первые лучи солнца касались моей кожи, раны начинали источать тупую боль, и из них медленно скатывались капли крови. С наступлением темноты кожа снова заживала, и так повторялось снова и снова.

К слову, я так ничего и не нашёл. Я и сам отчётливо понимал, что все эти поиски чего-то неведомого — лишь иллюзия, которую генерирует мой мозг, дабы не помереть со скуки. Но в глубине моей души всё же мелькала еле осязаемая надежда, что я всё же смогу найти то, что должен найти. И эту надежду я хранил в своём сердце до самого конца.

* * *

Чтобы наступила осень, должно совпасть несколько факторов:

1). Ты должна начать носить свои клёвые осенние чёрные ботинки, которые созданы лишь для того, чтобы хрустеть опавшими листьями.

2). Ты должна начать прятать руки в карманы, когда идёшь по улице, слушая грустную музыку.

3). В кафе ты должна заказывать только горячие напитки, а не прохладительные.

4). Твоя беззаботная улыбка должна смениться на игриво-деловую. Но в глазах должен остаться задор.

5). Ты должна официально попрощаться с Летом. Неважно как: письменно, устно или в мыслях. Пока ты этого не сделаешь, Осень не имеет права вступить в свои законные полномочия.

* * *

Поперхнусь вакуумом, простыну, лягу в постель.

Я поклоняться хочу морским чудовищам, в прачечной мотеля истекая кровью.

Чувство вины меня губит, и вот я извергаю протухшую пиццу из всех своих пор.

Опора! Где ты? Иль я уже тобою стал? Опорой для всей вселенной.

Карлики меня кушают, но это неважно, ведь ты, нежная моя, плачешь в темноте, согревая ноги в свежем трупе пингвина.

Боль! Она везде! Я дышу ею, я дышу тобой. Ты моя боль.

Вода стала жёлтой, это из-за меня! Ты делаешь её прозрачной, чистой, а я — желтой, грязной.

А потом она станет коричневой, а потом чёрной, и ты уйдёшь навсегда — к своим пингвинам!

Хочешь, я буду целовать стены, к которым ты когда-то прижималась, краснея?

Я обмакну кисточку в гной и буду рисовать тебя!